Дополнительные модели речевого общения (к постановке проблемы)

Тарасов Е.Ф.

док. филол. наук, проф.
Институт языкознания РАН
е-mail: eft35@mail.ru

 

Статья посвящена проблеме функционирования языка, парадоксальным образом нерешенной до сих пор. Наша статья – это попытка обсудить один из возможных подходов к решению этой проблемы.

Нерешенность проблемы функционирования языка можно объяснить, по крайней мере, двумя взаимообусловленными причинами: во-первых, чрезвычайной сложностью объекта анализа, превышающей познавательные возможности лингвистов, во-вторых, неадекватностью понятийного аппарата лингвистики, ориентированного только на анализ внешних звеньев речевых сообщений, субстанциональных (предметных) и поэтому наблюдаемых, при полном отсутствии научного инструментария для анализа внутренних звеньев, несубстанциональных, идеальных, ментальных. Можно эту мысль выразить более радикально: лингвисты, вооруженные уникальной понятийной системой, позволяющей тщательные и виртуозные наблюдения над субстанцией языка и ее перманентными трансформациями во времени, оказываются бессильными перед проблемой анализа психических процессов, образующих внутренние звенья производства-восприятия речевых сообщений, не уступающих по сложности внешним звеньям, только потому, что лингвисты, будучи фасцинированными кажущейся простотой речевого общения (все могут говорить и общаться), подходят к анализу внутренних звеньев с неадекватными знаниями.

Забегая несколько вперед, не развертывая аргументов, можно сказать, производство-восприятие речи возможно только в стыковых дисциплинах и, в частности, в психолингвистике, обладающей составным понятийным аппаратом как для анализа внешних, так и внутренних звеньев производства-восприятия речи.

Как следствие неадекватности понятийного аппарата лингвистики задачам анализа процессов функционирования языка лингвисты вынужденно конструируют редукционистские модели речевого общения (РО) как модели, отображающие структуру сложного человеческого взаимодействия, только ради организации которого (в форме совместной деятельности) реально развертываются процессы производства и восприятия речи. В связи с этим перед исследователем процесса функционирования языка встают две проблемы: почему модель РО можно полагать инструментом анализа речевых процессов и почему она редукционистская.

Обратимся к анализу модели РО. В большинстве работ РО описывалось по деятельностной схеме (субъект → объект), согласно которой говорящий (пишущий) передает речевое сообщение реципиенту с целью управления его поведением при игнорировании того факта, что акт описания (анализа) РО может осуществляться с трех несовпадающих позиций: с позиции говорящего, реципиента и стороннего наблюдателя. Обычно аналитик неосознанно переходит с одной позиции на другую. Можно полагать, что неоднозначность позиции аналитика провоцируется практикой чтения текстов художественной литературы, где позиция автора принципиально амбивалентна. В этом не было бы большой беды, если бы практика игнорирования рефлексии аналитика РО над позицией автора художественного произведения не переносилась бы в научный анализ РО.

Можно поставить вопрос о последствиях отсутствия рефлексии исследователя над позицией аналитика. Последствия, в первую очередь, сказываются в том, что исследователь, анализируя РО, не отдает себе отчет в том, с какой позиции он описывает речевое высказывание, хотя уже первый исследователь функциональных разновидностей речи Л.П. Якубинский в своей пионерской работе «О диалогической речи» [8, с. 17-18] старался с точностью, доступной для лингвистической науки первой четверти ХХ века, описывать, как он их называл, «факторы социологического порядка», обусловливающие «видоизменения речи».

После работы Л.П. Якубинского «О диалогической речи», которую он рассматривал как предварительное исследование из-за отсутствия и «даже сырого материала по этому вопросу», были созданы многочисленные работы по социологии массовых коммуникаций (Г. Лассуэлл, П. Лазарсфельд, Н. Винер), теории пропаганды (Г. Лассуэлл), теории человека печатающего (М. Маклюэн с его работой «Галактика Гутенберга. Становление человека, печатающего»), в большинстве своем имеющих статус частнонаучной социологической методологии, создающей основание для построения теорий среднего уровня, в рамках которых только и возможно изучение РО.

Модели РО, по крайней мере, в отечественной лингвистике строятся с опорой на частнонаучную лингвистическую методологию, прежде всего на основе работ функционалистского направления – это работы членов Пражского лингвистического кружка, К. Бюлера, Р. Якобсона, Ю.С. Степанова, В.А. Аврорина, Л. Теньера. Модели функционирования языка были принципиально редукционистскими, т.к. они не отображали всех факторов, детерминирующих процессы производства-восприятия речевых сообщений: функции языка, как их представляли лингвисты в ХХ веке, не объясняют всей сложности речевых процессов.

Вероятно, только общепсихологическая теория деятельности А.Н. Леонтьева позволяет удовлетворительно объяснить внешние и внутренние звенья речевых процессов, потому что, во-первых, она очерчивает структуру, в которой развертывается РО, а во-вторых, указывает на роль РО в процессе организации социального взаимодействия членов этноса, которое детерминирует речевые процессы.

При анализе речевых процессов целесообразно исходить из положения, что человек в обществе в одиночку не может выжить, т.к. большинство своих потребностей он может удовлетворить только в сотрудничестве (в совместной деятельности (СД)) с другими членами общества. Для организации СД сотрудники должны определить 1) общую цель (или цели), достижение которой побуждается 2) потребностью (общей или индивидуальной для каждого сотрудника), 3) проанализировать условия совершения 4) действия каждого участника СД, чтобы выбрать орудия и способы (операции) их использования. Все эти задачи решаются при помощи речевых сообщений в РО. Но РО, в свою очередь, должно быть организовано коммуникантами. Для этого нужно привлечь произвольное внимание реципиента и удержать его, сориентироваться в его познавательных возможностях и его потребностно-мотивационной сфере (и ориентировать его в себе), создать адекватную условиям и задачам общения атмосферу, т.е. продемонстрировать реальные или мнимые ограничения процесса общения, подлежащие учету при отборе языковых средств.

Таким образом, для объяснения проблем производства-восприятия речи целесообразно исходить из положения, что речевые сообщения коммуниканты используют для организации РО, которое, в свою очередь направлено на организацию СД, напрямую детерминирующую РО и, опосредованно, речевые процессы.

Теперь мы должны указать на важную предпосылку любого знакового общения: на необходимость оптимальной общности сознаний коммуникантов, которая в эпистемологии науки получила обозначения интерсубъективности – «общности структур психики, мыследеятельности, опыта и результатов познания различных субъектов, обеспечивающей возможность взаимопонимания и социокультурной личностной идентификации» [6, с. 300].

Отметим, что проблема общности психологического склада личностей, в первую очередь сознания, формируемого деятельностным присвоением этнической культуры личностью, хорошо отрефлексирована в философии и науке [2, 7].

Главное и достаточное качество любого знака (языкового и неязыкового) состоит в том, что знак обладает субстанцией, воспринимаемой сенсорными органами человека, но которая сама по себе не обладает потенцией служить средством взаимопонимания без предварительного договора о том, какие общие для собеседников знания ассоциированы с субстанцией конкретного знака. Следовательно, кроме общности знаний о культуре, коммуниканты должны обладать общностью знаний о языке, которые суть часть культуры.

Отсюда вытекает, что вопреки распространенной метафоре «о передаче информации», знания, ассоциированные с телами знаков, не передаются, т.к. они уже находятся в сознании коммуникантов, и именно из этих, заранее присутствующих знаний, реципиент конструирует новые знания в ходе анализа грамматически оформленной цепочки тел знаков воспринятого речевого сообщения. Неадекватное представление, выраженное метафорой «передача информации», целесообразно заменить на представление о создании условий для конструирования образов (схем) в сознании реципиента при помощи предъявления ему, для смыслового восприятия цепочек, тел языковых (и неязыковых) знаков.

Общность сознаний коммуникантов никогда не бывает полной, т.к. сознание, будучи продуктом деятельностного присвоения этнической культуры, уникально как по содержанию, так и по объему, отображая индивидуальный жизненный путь каждого субъекта сознания.

Практика РО и СД показывает, что одно и то же речевое сообщение понимается по-разному: на это указывают случаи полемики (спора), когда оппоненты предлагают различное понимание и осмысление одного и того же тезиса, и опыт, например, подготовки космонавтов для выполнения СД в космосе, когда многократно тренируют одно и то же совместное действие, чтобы избежать несогласованности, фатальной в условиях пребывания в космосе.

Анализ проблемы влияния коммуникативной позиции воспринимающего содержание речевого высказывания был осуществлен в рамках экспериментального исследования [5, с. 236-249]. В эксперименте, где оценка содержания экспериментального текста осуществлялась по методу семантического дифференциала Ч. Осгуда, было показано, что понимание речевого сообщения фундаментальным образом зависит от позиции испытуемого (позиция автора, позиция реципиента и стороннего наблюдателя).

При исследовании РО целесообразно исходить из обоснованного предположения, что каждый из коммуникантов имеет свой индивидуальный образ ситуации РО, и эти образы могут не совпадать в широком диапазоне. Попытаемся показать причины этих несовпадений.

Цель СД у сотрудников должна или совпадать заранее, или ее общность должна быть сформирована в ходе сотрудничества, т.к. только наличие общей цели превращает индивидуальные усилия в СД [4, с. 232]. Цель СД у ее участников может не совпадать только на первом этапе сотрудничества, что может вести к естественному расхождению у них в образах СД.

Мотивы сотрудников, стремящихся к идентичной цели, могут совпадать полностью или частично, или не совпадать вообще. Специфика «переплетения» мотивов сказывается на организации плана СД [4, с. 23].

Отбор операций (способов) организации как неречевых, так и особенно речевых действий зависит от оценки физических и, прежде всего, социальных условий, которая может не совпадать (особенно при оценке условий социальных), хотя это детерминирует отбор стилистически окрашенных лексических единиц, важных для достижения взаимопонимания.

Различие в познавательных возможностях сотрудников СД непосредственно отражается на адекватности образов СД у каждого сотрудника: наибольшее различие в этих образах формируется при общении взрослого и ребенка, профана и специалиста (если тема общения находится в пределах компетенции специалиста), носителей разных этнических языков и культур.

Таким образом, можно полагать, что существуют феноменологические предпосылки для формирования вывода о наличии несовпадающих образов одного и того же акта РО у коммуницирующих субъектов. Если мы принимаем тезис о дополнительных образах (моделях), то возникает вполне естественный вопрос о познавательных выгодах, которые при анализе РО может принести принцип дополнительности, введенный Н. Бором. Если принять во внимание, с каким успехом возможность ведения повествования с разных позиций используется в художественной литературе, то можно ожидать, по крайней мере, аналогичных результатов в науке, тем более, что принцип дополнительных методов анализа широко используется в социологии под названием триангуляция [1, с. 487, 10].

Исследователь, рефлексируя над содержанием РО, последовательно занимая позиции коммуникантов первого, второго и стороннего наблюдателя, может объединять их образы (модели) коммуникативного акта в своем сознании, что, однако, может делать каждый из коммуникантов со своей позиции и с позиции партнера, формируя образ себя в его сознании и, по всей вероятности, реже с позиции стороннего наблюдателя. Поэтому можно сделать вывод, что, предлагая метод анализа при помощи дополнительных моделей, мы имитируем реальное поведение коммуникантов, т.е. в методе анализа отображаем свойства объекта анализа.

Кроме того, мы при этом опираемся на традицию, т.к. метод дополнительных моделей использовался М.М. Бахтиным [3] для анализа так называемого полифонического романа, в котором автор говорит не только собственным голосом, но и голосами своих героев, создавая иллюзию субъектной самостоятельности своих героев: «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов, действительно является основною особенностью романов Достоевского» [3, c. 10].

Читатель полифонических романов Достоевского постигает содержание «речевого высказывания» автора с позиции всех субъектов романа – героев и самого автора.

Метод анализа Бахтина – это теоретико-литературный анализ (так он его называет), когда исследование целиком протекает в сознании аналитика, т.е. аналитик исследует только свое сознание, получая в итоге, хотя и уникальные, но субъективные суждения, не верифицированные в эксперименте.

Триангуляция, как современный метод анализа социальных явлений, есть эклектический подход, осуществляющийся путем сочетания при исследовании одного объекта 1) разного типа данных, 2) разных исследователей, 3) разных теорий (подходов), 4) разных методов [10]. Триангуляционный подход является объектом метанаучной рефлексии и широко используется в научных исследованиях [9]. Для наших целей триангуляционный подход – это пример множественной научной истины, иллюстрирующей возможность неоднозначного понимания объекта (в том числе и речевого сообщения) в зависимости от познавательных возможностей субъекта познания.

 

ВЫВОДЫ

1. Речевое сообщение – это совокупность тел языковых знаков, с которыми реципиент этого сообщения ассоциирует некоторые знания, частично совпадающие со знаниями говорящего, отображенными в речевом сообщении.
2. Речевое сообщение функционирует в норме в речевом и неречевом контекстах, понимание которых у коммуникантов совпадают не полностью, что приводит к вариативности понимания одного и того же сообщения.
3. Анализ причин неоднозначного понимания одного и того же сообщения может быть осуществлен в рамках триангуляционного подхода.

 

Литература

1. Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Е.С. Социологический словарь. М.: «Экономика», 2004.
2. Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М.: Наука, 1973. 288 с.
3. Бахтин М.М. Собрание сочинений. Т.6. «Проблемы поэтики Достоевского», 1963. Работы 1960-х – 1970-х гг. М.: Изд-во «Русские словари»; Изд-во «Языки славянской культуры», 2002. 799 с.
4. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Из-во «Наука», 1984. 444 с.
5. Матвеев М.О., Нистратов А.А., Тарасов Е.Ф. Восприятие текста в зависимости от коммуникативной позиции испытуемого // Per linguam ad communicationem. Ключевые вопросы лингвистической теории в режиме дискуссии. Коллективная монография, под ред. А.В. Вдовиченко, Е.Ф. Тарасова, И.В. Журавлева. М.: Институт языкознания, 2019. 436 с.
6. Порус В.Н. Интерсубъективность // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон⁺» РООИ «Реабилитация», 2009. С. 300-301.
7. Соковнин В.М. О природе человеческого общения. Фрунзе, 1974.
8. Якубинский Л.П. О диалогической речи. М., 1923.
9. Янчук В.А. Методология, теория и метод социальной психологии и персонологии: интегративно-эклектический подход. Мн.: Бестпринт, 2000. 416 с.
10. Denzin N.K. The Research Act. 3^rd ed. Englewood Cliffs, NY, Prentice Hall, 1989.

References

1. Abercrombie N., Hill S., Turner E.S. (2004) Sotsiologicheskiy slovar’. M.: «Ekonomika» [Sociological Dictionary. M.: «Economics»]. 2004. [In Russian]
2. Abul’khanova K.A. (1973) O sub»yekte psikhicheskoy deyatel’nosti. [About the subject of mental activity]. Moscow: Nauka, 1973.288p. [In Russian]
3. Bakhtin M.M. (1963) Sobraniye sochineniy. T.6. «Problemy poetiki Dostoyevskogo», 1963. Raboty 1960-kh – 1970-kh gg. [Collected Works. V.6. «Problems of Dostoevsky’s Poetics», 1963. Works of the 1960s — 1970s.] M.: Izd-vo «Russkiye slovari»; Izd-vo «YAzyki slavyanskoy kul’tury» [M.: Publishing house «Russian dictionaries»; Publishing house «Languages of Slavic culture»]. 2002. 799p. [In Russian]
4. Lomov B.F. (1984) Metodologicheskiye i teoreticheskiye problemy psikhologii. [Methodological and theoretical problems of psychology]. M.: Iz-vo «Nauka», 1984. 444p. [In Russian]
5. Matveyev M.O., Nistratov A.A., Tarasov Ye.F. (2019) Vospriyatiye teksta v zavisimosti ot kommunikativnoy pozitsii ispytuyemogo [Perception of the text depending on the communicative position of the subject] // Per linguam ad communicationem. Klyuchevyye voprosy lingvisticheskoy teorii v rezhime diskussii. Kollektivnaya monografiya, pod red. A.V. Vdovichenko, Ye.F. Tarasova, I.V. Zhuravleva. M.: Institut yazykoznaniya, [Per linguam ad communicationem. Key questions of linguistic theory in the discussion mode. Collective monograph, ed. A.V. Vdovichenko, E.F. Tarasov, I. V. Zhuravlev. Moscow: Institute of Linguistics]. 2019.436 p. [In Russian]
6. Porus V.N. (2009) Intersub»yektivnost’ [Intersubjectivity] // Entsiklopediya epistemologii i filosofii nauki. M.: «Kanon+» ROOI «Reabilitatsiya». [Encyclopedia of Epistemology and Philosophy of Science. M.: «Canon +» ROOI «Rehabilitation»] 2009. P.300–301. [In Russian]
7. Sokovnin V.M. (1974) O prirode chelovecheskogo obshcheniya. [On the nature of human communication] Frunze, 1974. [In Russian]
8. Yakubinskiy L.P. (1923) O dialogicheskoy rechi. [About dialogical speech]. M., 1923. [In Russian]
9. Yanchuk V.A. (2000). Metodologiya, teoriya i metod sotsial’noy psikhologii i personologii: integrativno-eklekticheskiy podkhod. Mn.: Bestprint. [Methodology, theory and method of social psychology and personology: an integrative-eclectic approach]. Minsk: Bestprint, 2000. 416 p. [In Russian]
10. 10. Denzin N.K. The Research Act. 3^rd ed. Englewood Cliffs, NY, Prentice Hall, 1989.