ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ: НОВАЯ ОНТОЛОГИЯ ТЕОРИИ РЕЧЕВОГО ОБЩЕНИЯ Е.Ф. ТАРАСОВА

Тарасов А.Е.

Московский городской педагогический университет
Москва, Россия
е-mail: [email protected]

Введение

Любые теоретические или практические исследования в области психологии наталкиваются на проблему невозможности непосредственного – минуя речь – контакта с живым мозгом. Существует понимание того, что «перевод» мыслей в слова естественного языка неизбежно приводит к частичному или полному «искажению». В силу этого психологи стремятся понять, как можно вычленить «мысль», чтобы «мысль изреченная не стала ложью»?

Задача не ограничивается поиском «правды». Современная цивилизация – это сложная многоуровневая система социальных и производственных взаимодействий, требующая продуманной и предсказуемой организации совместной деятельности.

Сама по себе деятельность как форма психической активности начала рассматриваться в 1930-х годах в ответ на социальный заказ со стороны массового производства. Если в крупных сражениях Первой мировой войны одновременно взаимодействовали до 100 тысяч человек, то индустриальная революция межвоенного периода требовала организации совместной деятельности – с учетом логистических цепочек и разделения труда – уже более миллиона человек.

На фоне развертывания массового производства стала обозначаться проблема организации массового труда без использования военной схемы управления – такая схема требовала обучения значительного числа людей, что было нетривиальной задачей даже в условиях тоталитарного государства. В силу этого выглядела многообещающей идея создания теоретических конструктов, которые бы обеспечили, с одной стороны, простую логическую схему описания как индивидуальной, так и коллективной (совместной) деятельности, а с другой, сформировали бы психологическую основу субъект-объектной деятельностной парадигмы [22]. Такая теория была создана С.Л. Рубинштейном [14] и в дальнейшем развита в стройную модель А.Н. Леонтьевым [9].

Несмотря на то, что теория деятельности обеспечивала предпосылки для широкого теоретического осмысления совместной деятельности и управления массовым поведениям, она, будучи психологической теорией, не позволяла рассмотреть практические механизмы организации массового производства и не имела инструментов анализа взаимодействия за пределами системы субъект-объект. Иными словами, теория деятельности хорошо описывала взаимодействие деятеля (человека-субъекта) и предмета деятельности (природы-объекта), хотя даже профанный опыт показывает, что предметная деятельность может иметь превращенную форму.

Попытка решения этой проблемы была предпринята группой ученых-лингвистов под руководством А.А. Леонтьева [12], выдвинувших теорию речевой деятельности. Данная теория постулировала, что организация совместной деятельности может рассматриваться как особая превращенная форма предметной деятельности, в которой в качестве объекта деятельности выступает один из коммуникантов.

Данная теория хорошо увязывала предметную и речевую деятельность, позволяя решать многочисленные практические задачи, например противодействие различным видам противоправной деятельность [19]. Теория речевой деятельности обеспечивала эвристичность доселе недостижимую ни в одной научной дисциплине. Стало возможным по результатам речевой деятельности оценить ход мыслительных процессов в отдельном индивидууме. Фактически у исследователей появилась схема исследования речи, которая не требовала, с одной стороны, толкования как психоанализ, а с другой стороны, точность анализа статистических методов исследования – ассоциативного эксперимента и семантического дифференциала – значительно выросла по сравнению с исследованиями начала ХХ века [25].

На основании положений теории речевой деятельности было разработаны многочисленные теоретические и методологические подходы, которые позволили повысить эффективность многих процессов, так или иначе, связанных с речью, начиная от школьного обучения до управления массовым поведением. Можно уверенно констатировать, что 1970-1980-е годы – это эпоха победного шествия теории речевой деятельности.

Однако с накоплением эмпирического материала стали выявляться отдельные ограничения теории речевой деятельности.

Во-первых, от теории деятельности теория речевой деятельности унаследовала проблему мотивации деятельности. Будучи убежденными марксистами, авторы теории деятельности не затрагивали очевидный, с их точки зрения, момент: «А ради чего, собственно, начинается и осуществляется предметная деятельность?» Мотивация к предметной деятельности фактически сводилась к основанию пирамиды Маслоу [11]. При этом вопрос самоактуализации сводился к построению коммунистического общества^[1].

Во-вторых, теория речевой деятельности столкнулась с проблемой текста как объекта исследования. На начальном этапе развития теории речевой деятельности текст рассматривался в рамках модели Шеннона-Уивера. Коммуникация рассматривалась как процесс «передачи информации», при этом основное внимание уделялось не содержанию информации, а её искажениям, обусловленным несовершенством линии связи [5]. Модель Шеннона-Уивера неплохо описывает коммуникацию при помощи шаблонизированных сообщений, требующих расшифровки. При этом по умолчанию используется симплексная (односторонняя) система связи.

Закономерно возникла онтологическая проблема текста как такового. Ещё с античных времен известна проблема герменевтики сакрального текста – по прошествии времени связь между телами речевых знаков и их смыслом утрачивалась и требовалось создание нового текста, который обеспечивал бы понимание новым поколением коммуникантов. Следующее поколение коммуникантов нуждалось в новом тексте для понимания исходного текста и изменений, внесенных предыдущими толкователями – процедура получила название «герменевтический круг».

Эмпирический опыт показывает, что в процессе коммуникации – организации совместной деятельности – коммуниканты сокращают объем предъявляемого текста с учетом общего этнического (культурного) опыта. Сокращение текста особенно заметно при переводе на иностранный язык – некоторые понятия и образы, бытующие в одной культуре, необходимо восстанавливать для носителя другой этнической культуры [15].

Более того, часть текста опирается на некие бессознательные конструкты, присущие любому этносу и воспринимаемые как данность – архетипы (культурные стереотипы) [2]. Теория архетипов привлекла интерес лингвистов к реализации культурных аспектов коммуникации и, как следствие, вызвала насущную необходимость теоретического осмысления взаимодействия коммуниканта и окружающей действительности в процессе жизнедеятельности.

В-третьих, одна из проблем теории речевой деятельности касается характера взаимодействия коммуникантов. В модели Шеннона-Уивера линия связи обрывается на моменте «дешифровки сообщения» и реакция коммуникантов на полученные сведения выходит за рамки модели. Более того, в этой модели отсутствует анализ всего процесса взаимодействия.

В теории деятельности реализована субъект-объектная деятельностная парадигма: субъект (человек) обладает сознанием и рефлексией, а объект (природа) не обладает способностью как-либо воздействовать на субъект и, в общем, для описания рефлексии субъекта над объектом достаточно схемы обратной связи.

В случае коммуникации возникает проблема: кто есть субъект, и кто есть объект деятельности? И принципа обратной связи оказывается недостаточно для построения модели деятельности. В теории речевой деятельности данная проблема решается за счет введения в модель принципа диалогичности [3]. Иными словами, коммуниканты регулярно меняют свои роли в речевой деятельности, попеременно занимая позицию субъекта и объекта.

Добавление принципа диалогичности в теорию речевой деятельности позволяет построить теоретический конструкт, учитывающий всю «линию коммуникации» — от одного сознания до другого.

От теории речевой деятельности к теории речевого общения.

Теория речевого общения появилась в результате попытки, предпринятой коллективом лингвистов во главе с Тарасовым Е.Ф., разрешить проблему редукционистского подхода теории деятельности и теории речевой деятельности. В частности, были разработаны теоретические положения, касающиеся формы и содержания речевого общения.

Следует отметить, что разработка теории речевого общения в значительной степени отражала необходимость выхода из кризиса языковой модели [4]. К этому моменту был накоплен значительный объем эмпирических материалов, теоретическое осмысление которых в рамках языковой модели уже не обеспечивало необходимой эвристичности, а появившаяся новая онтология – например, гипертекст или корпус текстов – требовала принципиально нового подхода.

Включение новой онтологии в теоретические положения способствовало рассмотрению речевой деятельности в целом и речевого общения в частности как сложного объекта, который не может быть описан в рамках или с применением научных подходов только одной дисциплины. В силу этого требует использования триангуляции [26]. Фактически метод триангуляции в рамках теории речевого общения был значительно расширен по сравнению с исходными методами в социологии.

В теории речевого общения в качестве двух основных методологических оснований используются представление как предметной, так и речевой деятельности в виде превращенных форм, обладающих определенным изоморфизмом [17]. При этом в совокупность превращенных форм включается культурная составляющая языкового сознания как неотъемлемый элемент речевого общения. Психолингвистика, которая, по сути, стыковая дисциплина, получила возможность интегрирования непосредственно в исследовательский процесс методов, подходов и эмпирического материала исследований из других научных областей. В частности, было преодолено онтологическое противоречие между вербальным текстом, который рассматривается в лингвистике, и невербальным текстом, который фрагментарно рассматривается в целом ряде научных дисциплин, начиная от психологии и психиатрии до культурологии и юриспруденции.

В рамках теории речевого общения был предложен теоретический конструкт, связавший визуальную и вербальную составляющие текста, включенного в речевое общение [18]. Была решена проблема включения визуальных образов в анализ восприятия и предъявления текстов в процессе организации совместной деятельности.

Эвристичность креолизованного текста позволила теоретически осмыслить как «картина мира» отражается в речевом общении. Был разработан понятийный аппарат, интегрирующий культурную (этническую) компоненту в сложную смысловую структуру взаимодействия при организации совместной деятельности. Подобный подход позволил разрешить некоторые проблемы теории перевода и межэтнического (межнационального, межкультурного) общения [16].

Следует отметить, развитие теории межкультурного общения – это результат дальнейшего развития представления о языковом сознании как превращенной форме картины мира, восходящей к теоретическим положениям теории деятельности. Фактически межкультурное общение рассматривается в теории речевого общения как особая «дефектная» форма общения. «Дефектность» межкультурного общения связана с влиянием различий образов сознания носителей различных этнических культур [23].

Теория речевого общения открыта для анализа новых онтологий, появляющихся как на уровне формирования образов сознания конкретного этноса, так и на уровне различных фаз процессов глобализации. В частности, бурно развивающаяся коммуникативная среда сети Интернет способствовала выявлению и описанию новых языковых явлений, которые продемонстрировали невиданную доселе скорость и глубину изменений [16]. Иными словами, в рамках теории речевого общения сформировался набор научных инструментов, позволяющий решить задачи долгосрочной оценки базовых наборов образов сознания, например системы ценностей, которая рассматривается как одно из основополагающих элементов этноса в его историческом развитии.

Автор в тексте и текст в авторе.

Теория речевой деятельности, равно как и теория речевого общения, рассматривает автора текста «по факту»: если существует текст, порожденный в рамках предметной или речевой деятельности, то у него всегда есть автор. Автор может остаться неизвестным, но в рамках теории речевой деятельности текста без автора существовать не может.

Текст порождается коммуникантами в рамках речевой деятельности и служит, согласно теории деятельности, превращенной формой предметной деятельности. Текст, как продукт речевой деятельности, отражает специфические особенности автора текста и содержит значительный объем информации об авторе. Вступая в речевое общение, автор, помимо собственно текста, предъявляет целый набор дополнительных образов сознания, обеспечивая тем самым эффективность процесса общения. Например, автор, особенно если он или она явно участвует в общении, неизбежно транслирует информацию о своих демографических характеристиках – пол, возраст, социальный статус и т.д.

В том случае, когда процесс общения разорван во времени – например, общение писателя и читателя – или в пространстве – например, удаленная работа – принимаются меры по порождению дополнительного текста, который используется для трансляции «образа автора». Это могут быть различные комментарии, критический анализ произведения, биография автора и различные элементы «аппарата текста».

В конце 1960-х годов в европейской философии и литературоведении отметился подход к анализу литературных произведений «без автора». В своих работах представители данного научного направления, получившего название структурализма, утверждали, что при анализе текста необходимо уделять внимание структуре текста, а не автору текста или сюжету произведения [24]. Иными словами, структуралисты рассматривали языковую форму без привязки к конкретной коммуникативной ситуации. По сути, это была коммуникативная модель Шеннона-Уивера, из которой удалили собственно сигнал, оставив только линию связи и влияние помех.

Наличие автора текста – краеугольный камень теории речевой деятельности. В рамках данной теории порождаемый текст – это продукт деятельности субъекта, который взаимодействует с объектом, специфические особенности которого не позволяют решить стоящие перед субъектом задачи без помощи других лиц. Для организации совместной деятельности субъект вступает в речевое общение с целью модификации поведения другого субъекта в рамках решения задачи.

Другой субъект речевого общения – коммуникант – стремиться определить свою собственную мотивацию во взаимодействии в общении с другим коммуникантом. При этом задействуются не только эксплицитно предъявляемые образы сознания, но и предпринимается попытка определить имплицитные мотивации другого коммуниканта. Необходимость определения «скрытой повестки дня» особенно часто проявляется в том, случае, если цели, преследуемые коммуникантами (как декларируемые, так и скрытые) не совпадают или, что тоже не редкость – конфликтуют.

Выявление и анализ скрытой мотиваций имеет долгую историю и входит в список задач многих научных направлений. Практически всегда предметом анализа становится личность автора, которую можно идентифицировать в тексте [8]. Однако развитие компьютерных технологий позволило разработать приемы и процедуры порождения текста, у которого авторский компонент оказывается размытым практически до невозможности идентификации и анализа.

Искусственный интеллект и порождение текста

В XXI веке развитие компьютерных технологий привело к появлению т.н. «искусственного интеллекта» (ИИ). Несмотря на то, что термины интеллект и искусственный интеллект имеют долгую историю бытования как в научном, так и профанном дискурсе, устоявшегося понимания термина не существует и исследователи, имеющие отношение к разработке и применению ИИ, пользуются адхоковыми определениями [13].

ИИ – это технология, которая на протяжении последних десятилетий пропагандируется как некий прорывный технологический проект, который обеспечит стране его развивающей определенные конкурентные преимущества в создании сложных промышленных или боевых систем. Однако в силу специфики финансирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ ИИ – это скорее маркетинговый ход, использующий образы научной фантастики, для метафорического описания компьютерных технологий, использующих различные алгоритмы для решения прикладных задач с большой эффективностью. Особенностью компьютерных технологий, как и любых других виртуальных (мнимых) технологий, является широкое использование метафор, обусловленное включением значительного числа носителей профанного сознания в число конечных пользователей компьютерных систем. Это приводит к созданию развитой мифологии, связанной с необходимостью встраивания терминологической парадигмы ИИ в соответствующие дискурсы.

ИИ стали активно применять для создания различных интерфейсов «человек-компьютер». Подобные интерфейсы эффективно заменяют человека при решении рутинных, повторяющихся задач, например, в системах информирования. Несмотря на громкое название в таких системах функция ИИ сводится к распознаванию и трактовке шаблонизированного запроса пользователя и выдаче шаблонизированных ответов. Кроме того, были разработаны технологии «синтеза речевых ответов», создающие иллюзию «разговора с роботом» (виртуальным ассистентом).

Дальнейшее развитие ИИ привело к разработке т.н. «генеративного искусственного интеллекта» (ГИИ). ГИИ – это вид ИИ, способный в ответ на запрос пользователя создавать текст с различной степенью креолизации. При этом характеристики – например, связность или логичность – приближаются к уровню текста, порождаемого носителем естественного языка. Создаваемый ГИИ текст выходит за рамки шаблонизированного диалога в системе человек – машина. ГИИ при порождении текста способен адаптироваться к реакции пользователя и до определенного момента следовать логике повествования или характеру изложения человека.

Алгоритм порождения текста ГИИ отличается от алгоритма порождения текста человеком – по сути, ГИИ – это развитая программа управления базами данных. Например, самая известная на сегодняшний день программа ChatGPT является программой поиска информации в сети Интернет. Алгоритм данной программы использует найденные в сети Интернет тексты, порожденные носителями естественного языка, для формирования квази-текстов, которые на первый взгляд выглядят продуктами речевой деятельности человека. Кроме того, программа способна к машинному обучению, когда для решения задачи используется, с одной стороны, адаптация алгоритма в соответствии с поставленной задачей, а с другой стороны, учитывается предыдущий опыт решения сходных по типу задач [1].

Следует отметить, что уже упоминавшаяся компания по маркетингу технологий ИИ, и в частности, ГИИ, легла на плодородную почву социальной и политической мифологии – продвижение программ ГИИ опирается на образы сознания, хорошо проработанные в произведениях научной фантастики, где авторы описывают взаимодействие в системе человек – машина [6] как речевую деятельность с использованием естественного языка. С учетом того, что появление подобных программ было ожидаемым и предсказуемым, продвижение ГИИ шло именно по линии реализации «мечты». Кроме того, исходный код большинства программ ГИИ закрыт, и с точки зрения профанного (конечного) пользователя программа – это просто «черный ящик», чью работу можно только смоделировать.

ГИИ обладает функциональными возможностями, обеспечивающими создание^[2] текстов, которые могут быть включены в речевое общение, например, в системах массовой коммуникации. В частности, появившиеся на переломе веков «нарративные технологии» показали значительную эффективность в формирование ценностных ориентиров и управлении массовым поведением в различных областях, например, в политике и образовании [7]. Применение нарративных технологий серьезно ограничивается необходимостью производства значительного объема текстов. Задача расширения охвата обычно решается многократным транслированием одного и того же текста по различным каналам (в социальных сетях и СМИ). Однако подобное дублирование информационных потоков приводит к значимому снижению эффективности информационного воздействия. Более того, подобное применение нарративных технологий может рассматриваться как информационная агрессия, что во многих случаях неизбежно вызовет реакцию со стороны государства [10].

Широкое внедрение в различные дискурсы текстов, созданных ГИИ, требует теоретического осмысления: какие вызовы связаны с начавшейся «информационной революцией» и каково место новых технологий в жизни современного общества? В частности, неспособность человека без применения специальных средств или обучения распознать текст ГИИ подрывает саму основу речевого общения в социуме: существующее представление об «осмысленности» текста и речевой интенции автора текста перестает отражать окружающую действительность, которая наполняется образами с неопределенной истинностью или ложностью.

Литература

1. Айвазян, С.А., Енюков, И.С., Мешалкин, Л.Д. Прикладная статистика: основы моделирования и первичная обработка данных. — М.: Финансы и статистика, 1983.
2. Аверинцев, С.С. Архетипы // Мифы народов мира: Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — 2-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — Т. 1: А—К. — 671 с.
3. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Просвещение, 1972. — 346 с.
4. Вдовиченко, А.В. Разработка коммуникативной модели вербального процесса в условиях кризиса языковой модели: проект, смыслообразование, общение // Вопросы психолингвистики, 2 (32), 2017. С. 50–61.
5. Дорофеева, И.В. Модель Шеннона-Уивера и ее значение для развития теории коммуникации // Языковой дискурс в социальной практике. Сборник научных трудов Международной научно-практической конференции. — Тверь: Тверской государственный университет, 2013. — С. 49–53.
6. Кларк, А. 2001: космическая одиссея. — М.: Эксмо, 2018. — 320 с.
7. Комуцци, Л.В. Место и роль дидактического нарратива в поликультурном образовании // Языковое и культурное взаимодействие в условиях Арктического региона: материалы международной конференции. — Мурманск: МГГУ, 2014. — С. 218–226.
8. Леонтьев, А.А., Шахнарович, А.М., Батов, В.И. Речь в криминалистике и судебной психологии. — М.: Наука, 1977. — 62 с.
9. Леонтьев, А.Н. Деятельность, сознание, личность. — М.: Смысл, Издательский центр «Академия», 2004. — 352 с.
10. Манойло, А.В., Петренко, А.И., Стригунов, К.С., Нешков, С.В., Синицына, Т.Ю., Зайцев, А.Я. Информационные и гибридные войны. Учебное пособие для вузов. — М.: Горячая линия – Телеком, 2024. — 594 с.
11. Маслоу, А. Мотивация и личность. 3-е изд. / Пер. с англ. — СПб.: Питер, 2019. — 400 с. — (Серия «Мастера психологии»).
12. Основы теории речевой деятельности / Отв. ред. д-р филол. наук А.А. Леонтьев ; АН СССР. Ин-т языкознания. — Москва: Наука, 1974. — 367 с.;Рубинштейн, С. Л. Основы психологии. — М., 1935.
13. Рассел, С., Норвиг, П. Искусственный интеллект: современный подход. 4-е изд. — Хобокен: Пирсон, 2021.
14. Рубинштейн, С.Л. Основы психологии / С.Л. Рубинштейн. — М.: [б. и.], 1935.
15. Сорокин Ю.А., Марковина И.Ю., Крюков А.Н. и др.Этнопсихолингвистика / отв. ред. Сорокин Ю. А. — М.: Наука, 1988. — 192 с.
16. Тарасов, Е.Ф. К построению теории межкультурного общения // Языковое сознание. Формирование и функционирование. — М.: ИЯ РАН, 1998. — С. 30–35.
17. Тарасов, Е.Ф. Проблемы теории речевого общения: Научный доклад по опубликованным трудам. — М.: Институт языкознания РАН, 1992. — 56 с.
18. Тарасов, Е.Ф., Нистратов, А.А., Матвеев, М.О. Креолизованный текст: Смысловое восприятие. Коллективная монография. — М.: Институт языкознания РАН, 2020. — 206 с.
19. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» URL : https://base.garant.ru/12127578/
20. Фуко, М. What is an Author? // In Harari, J. V. (Ed.), Textual Strategies: Perspectives in Post-Structuralist Criticism. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1979.
21. Хамас, А. Что такое автор // Философский журнал, 83 (11), Восемьдесят третье ежегодное собрание Американской философской ассоциации, Восточное отделение: С. 685-691.
22. Щедровицкий, Г. П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности // Щедровицкий Г. П. Избранные труды. — М.: Шк. культ. пол., 1995. — С. 233.
23. Языковое сознание и образ мира. Сборник статей / Отв. ред. Н. В. Уфимцева. — М., 2000. — 320 с
24. Bарthes, R. The Death of the Author. Fontana Press, 1997.
25. Rosanoff, A. J. Free Association Test (Kent-Rosanoff). Wiley & Sons, Incorporated, 1927.
26. Rothbauer, P. Triangulation // In Given, L. (Ed.), The SAGE Encyclopedia of Qualitative Research Methods. Sage Publications, 2008. pp. 892–894.

References

1. Aivazyan, S.A., Enyukov, I.S., Meshalkin, L.D. (1983). Applied statistics: Basics of modeling and initial data processing. Moscow: Finance and Statistics.
2. Averintsev, S.S. (1987). Archetypes. In A. Tokarev (Ed.), Myths of the peoples of the world: Encyclopedia in 2 volumes (2nd ed., Vol. 1, p. 671). Moscow: Soviet Encyclopedia.
3. Bakhtin, M.M. (1972). Problems of Dostoevsky’s poetics. Moscow: Prosveshchenie, 346 p.
4. Vdovichenko, A.V. (2017). Development of a communicative model of the verbal process in the context of the crisis of the language model: Project, meaning-making, communication. Questions of Psycholinguistics, 2(32), 50–61.
5. Dorofeeva, I.V. (2013). The Shannon-Weaver model and its significance for the development of communication theory. In Linguistic discourse in social practice: Proceedings of the International Scientific and Practical Conference (pp. 49–53). Tver: Tver State University.
6. Clarke, A. (2018). 2001: A Space Odyssey. Moscow: Eksmo, 320 p.
7. Komuzzi, L.V. (2014). The place and role of didactic narrative in multicultural education. In Linguistic and cultural interaction in the Arctic region: Proceedings of the International Conference (pp. 218–226). Murmansk: MGGU.
8. Leontiev, A.A., Shakhnarovich, A.M., & Batov, V.I. (1977). Speech in forensic science and legal psychology. Moscow: Nauka, 62 p.
9. Leontiev, A.N. (2004). Activity, consciousness, personality. Moscow: Smysl, Academy Publishing Center, 352 p.
10. Manoilo, A.V., Petrenko, A.I., Strigunov, K.S., Neshkov, S.V., Sinitsyna, T.Yu., & Zaitsev, A.Ya. (2024). Information and hybrid wars: A textbook for universities. Moscow: Hot Line – Telecom, 594 p.
11. Maslow, A. (2019). Motivation and personality (3rd ed., Trans. from English). Petersburg: Piter, 400 p.
12. Fundamentals of the theory of speech activity. (1974). In A.A. Leontiev (Ed.), Academy of Sciences of the USSR, Institute of Linguistics (p. 367). Moscow: Nauka.
13. Russell, S., & Norvig, P. (2021). Artificial intelligence: A modern approach (4th ed.). Hoboken: Pearson.
14. Rubinstein, S.L. (1935). Fundamentals of psychology. Moscow: [no publisher].
15. Sorokin, Yu.A., Markovina, I.Yu., Kryukov, A.N., et al. (1988). Ethnopsycholinguistics (A. Sorokin, Ed.). Moscow: Nauka, 192 p.
16. Tarasov, E.F. (1998). Towards the construction of the theory of intercultural communication. In Linguistic consciousness: Formation and functioning (pp. 30–35). Moscow: Institute of Linguistics, RAS.
17. Tarasov, E.F. (1992). Problems of the theory of speech communication: A scientific report based on published works. Moscow: Institute of Linguistics, RAS, 56 p.
18. Tarasov, E.F., Nistratov, A.A., & Matveev, M.O. (2020). Creolized text: Semantic perception. A collective monograph. Moscow: Institute of Linguistics, RAS, 206 p.
19. Federal Law No. 114-FZ of July 25, 2002, On counteracting extremist activities. URL: https://base.garant.ru/12127578/
20. Foucault, M. (1979). What is an author? In V. Harari (Ed.), Textual strategies: Perspectives in post-structuralist criticism (pp. 685–691). Ithaca, NY: Cornell University Press.
21. Hamas, A. What is an author? Philosophical Journal, 83(11), 685–691.
22. Shchedrovitsky, G.P. (1995). Basic concepts and categorical means of activity theory. In P. Shchedrovitsky: Selected works (p. 233). Moscow: School of Cultural Policy.
23. Linguistic consciousness and the image of the world. (2000). In N.V. Ufimtseva (Ed.), Collection of articles (p. 320).
24. Barthes, R. (1997). The death of the author. Fontana Press.
25. Rosanoff, A.J. (1927). Free association test (Kent-Rosanoff). Wiley & Sons.
26. Rothbauer, P. (2008). Triangulation. In L. Given (Ed.), The SAGE Encyclopedia of Qualitative Research Methods (pp. 892–894). Sage Publications.

[1] По понятным причинам авторы не могли, а, возможно и не ставили перед собой задачи расширить теорию деятельности в сторону учета реалий 1960-х годов.

[2] В отличие от человека ГИИ не порождает текст, а компилирует его из уже существующих текстов, используя алгоритм, который не следует алгоритму порождения человеческой речи.