НЕЙРОПСИХИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ПОРОЖДЕНИЯ ДИСКУРСА КАК КОММУНИКАТИВНОГО СОБЫТИЯ: ПРОЛЕГОМЕНЫ

Алефиренко Н.Ф.¹, Алефиренко А.Т. ²

Алефиренко Н.Ф.

Белгородский государственный национальный университет
е-mail: alefirenko@bsu.edu.ru

Алефиренко А.Т.

Полтавский государственный медицинский университет
е-mail: alefirenko7777@gmail.com

Введение. Постановка проблемы

Несмотря на повышенное внимание гуманитариев к дискурсу, его толкования как когнитивной категории практически в науке отсутствует. Основной причиной сложившегося положения дел следует признать инертность в осмыслении нейролингвистических факторов порождения дискурса как когнитивной категории, как коммуникативного события в процессах предречевой деятельности человека. Нейролингвистическое исследование данного явления на стыке лингвистики, неврологии и нейропсихологии направлено на междисциплинарное осмысление речемыслительной деятельности через выявление мозговых механизмов преобразования интенций коммуниканта во внутреннюю программу речепорождения.

Язык – наиболее совершенная семиотическая система репрезентации результатов восприятия действительности. Он позволяет проникать в сокровенный мыслекод коммуниканта, в котором хранятся и интерпретируются объекты коммуникативно значимого события с целью их объективации в речи. Поэтому цель данной работы – исследовать мыслительные процессы, направленные на моделирование речепорождающего дискурса, является весьма актуальной, поскольку открывает путь к пониманию механизмов транспонирования коммуникативного замысла в речевое высказывание. Достижению поставленной цели подчинены частные задачи исследования: 1) выявить пути и способы нейролингвистического программирования дискурса; 2) эксплицировать источники порождения дискурса; 3) осмыслить нейрофизиологические основания репрезентации в дискурсе коммуникативно значимого события; 4) показать сопряжённую работу нейропсихических структур левого и правого полушарий, позволяющих преодолевать их функциональную асимметрию; 5) через постижение нейрофизиологической природы предречевой дискурсивной деятельности раскрыть сущность мысленного прототипа высказывания; 6) показать работу механизмов внутреннего программирования, служащих развёртыванию интенционально сформированной мысли (её перекодированию с ментального языка на лингвосемиотические ресурсы коммуникации).

Предпосылки такого исследования были созданы российской психолингвистикой. А.А. Леонтьев и Т.В. Ахунина-Рябова разработали схему порождения речи. Зарубежными учёными заложены основы нейролингвистического программирования высказывания (Р. Бэндлер, Д. Гриндер), нейролингвистического моделирования (Р. Дилтс), практической методики нейролингвистического программирования (Я. Макларен). И всё равно, поскольку нейропсихические механизмы порождения дискурса предполагают широкий диапазон междисциплинарных исследований с использованием данных современной лингвокогнитивистики и нейрофизиологии, актуальной остаётся проблема осмысления предречевой (дискурсивной) стадии порождения речи.

Материалом и инструментарием нашего исследования служат следующие методы: а) дискурс-анализ; б) метод прямого наблюдения для ретроспективного проецирования речевых нарушений (афазий) в мозговой структуре коммуникантов на понимание генезиса дискурса; в) нейрофизиологический метод, позволяющий проникнуть в работу микроструктур мозга, ответственных за порождение дискурса; г) методы нейропсихологии, ориентированные на понимание закономерностей порождения речи при вербализации мысли; д) метод нейролингвистики, интегрирующий приёмы и методики исследования речемышления.

Дискуссия и обсуждение

Нейрофизиологические основы порождения дискурса как коммуникативного события

Как известно, в процессе эволюции человеческий мозг сформировал специализированные зоны, называемыми в честь их открывателей –  П. Брока и К. Вернике, для осмысления и обработки соответствующих стимулов дискурсопорождения в соответствии с веками выработанными механизмами порождения языковых знаков. Зона Брока предназначена для речепроизводства. Зона Вернике обращена к восприятию семантического содержания речевых построений. Однако, как доказал известный колумбийский психиатр Альфонсо Кайседо (2012), обе зоны способны не только подвергать обработке звуковые импульсы, но и те, которые содержат визуальные пространственные образы, объективируемые лингвосемиотическими структурами. Полученные А. Кайседо сведения позволяют углубить разработанные российскими психолингвистами схемы порождения речи (А.А. Леонтьев, Т.В. Ахунина-Рябова и др.) с целью выявления нейролингвистических механизмов генезиса дискурса. При этом порождение дискурса (модели мыслительного построения коммуникативного события) как прототекстового пространства, позволяет вскрыть имплицитные актуализаторы не только собственно лингвистических навыков по сочетаемости слов и линейного построения высказываний, их архитектонике, но и сопряжённые с ними экстралингвистические факторы – познавательные, психические, социокультурные и этнографические знания. Более того, внеязыковые факторы обычно предвосхищают выбор речемыслительных средств речепорождения [12, с. 50].

Если следовать теории А.А. Леонтьева и Т.В. Ахуниной-Рябовой, то в порождении дискурса можно выделить пять моментов: мотив, замысел, внутреннее программирование, номинацию и синтаксическое конструирование, предназначением которого является линейное размещение словоформ в соответствии со смысловой схемой предполагаемого высказывания.

Источниками дискурса служат различные языковые и экстралингвистические факторы (Рис. 1).

Рис. 1. Источники дискурсопорождения

Языковыми факторами выступают знания, накопленные человеком в процессе его бытования в той или иной лингвокультуре. Это ранее сформированное у коммуникантов языковое и дискурсивное сознание. Языковое сознание хранит вербальный лексикон и грамматикон[1] дискурсопорождающего субъекта, а дискурсивное сознание – прагматикон[2] и схемы речевого поведения в определённых коммуникативных ситуациях. Экстралингвистические факторы: ментальные, событийные и не-событийные знания. К ментальным относятся знание объективной действительности, мнения, аксиологические ориентации личности, предопределяющие вектор восприятия и характер интерпретации коммуникативного события.

Событийными являются сами излагаемые события, участники этих событий, перформативная информация. «Не-события (обстоятельства, сопровождающие события, фон, оценка участников события и т. п.) служат теми элементами дискурса, которые в процессе их переживания и осмысления коммуникантами становятся когнитивным субстратом тех самых элементарных смыслов, из которых в процессе их концептуализации формируется концептосфера порождаемого дискурса.

Генезис дискурса представляет собой путь, по которому ментальные импульсы, перестраиваясь и преобразовываясь, превращаются в речевую деятельность, т. е. последовательные этапы репрезентации в речевых актах коммуникативно значимого события. Поскольку предречевые фазы синергетичны, квинтэссенцией такого рода метаморфоз является механизм преобразования нелинейного мышления в линейное изложение авторского понимания протекания коммуникативного события. Прямой перенос схемы речепорождения А.А. Леонтьева и Т.В. Ахуниной-Рябовой на дискурсопорождение как раз может быть некорректным, поскольку их модель совмещает синергийные и линейные факторы порождения речи. Это, как нам представляется, разные по сути своей фазы речегенезиса – нелинейная и линейная. При этом, заметим, линейное построение элементов во многом зависит от предречевых факторов. Одним из них выступает мотивация дискурсопорождения.

2.1. Мотив является первичным экстралингвистическим импульсом к порождению речевого акта изначально в виде намерения коммуниканта. Его интенция направляет сознание, волю и чувства на предмет коммуникативной деятельности, вызывающий у него активную потребность выразить (вербализовать) личностное отношение к взволновавшему его событию [14]. Хотя мотив, по большому счёту, не является элементом собственно речепорождения, без обсуждения его стимулирующей роли невозможно представить структуру речевого поведения [6, с. 43] в начальных истоках, побуждающих к высказыванию. Он является стартовым моментом порождения речи, включающим его в целостный механизм генерирования речевого акта. Важнейшим пусковым элементом в построении высказывания служит продуцируемый потребностью[3] замысел, который, учитывая фиксируемые сознанием последующие смыслогенерирующие шаги в архитектуре высказывания, реализуется его внутренней программой. Без предвидения перспективы речепорождения невозможно конструировать начальное предложение порождаемого текста.

Данный этап всецело опирается на предвосхищение, или как завуалированно выразился Дж. Миллер, на «образ результата». Иначе говоря, коммуникант «видит» конечный продукт еще не состоявшегося речевого акта, но пока ещё не имеет алгоритма его получения. Мотив, таким образом, хотя и находится в зоне не актуализированного языкового сознания, выступает тем побуждающим фактором, который служит стартовым моментом речепорождения.

Реальные контуры темы проявятся позже, на этапе замысла. А здесь образ, будучи опредмеченным мотивом, порождает мысль, выступающую внутренним мотивом дискурсопорождения [5]. Внутренний мотив не всегда осознаваем, но даже в этом случае он служит пусковым механизмом коммуникативной деятельности. Происходит мотивационное возбуждение рецептивного поля подкорковых структур, служащее неким импульсом для вовлечения левого и правого полушария КГМ в работу по семиозису дискурса.

Стало общепринятым считать, что за производство высказывания отвечает левое полушарие, а правое – за его восприятие. Левое полушарие, будучи связанным с активирующими зонами мозга, служит производящим речевой акт механизмом и содержит центробежные векторы, моторные рычаги речепроизводства, а правое, как традиционно утверждалось, выполняет перцептивные, аудитивные, сенсорные функции интегрирующая единицы речевого акта в смысловую схему.

Психофизиологическая асимметрия левого и правого полушарий КГМ вызывается несовпадающей активностью и теми физиологическими процессами, которые их сопровождают.

В.Л. Бианки обосновал три основных принципа деятельности мозга, работающего в режиме сопряжения двух полушарий: асимметрию, комплиментарность, взаимодополнение (это обеспечивает более полную ориентировку во внешнем мире) и доминантность (способность выполнять главенствующую роль в выполнение специфических для каждого полушария задач). При этом различаются векторы восприятия коммуникативно значимого события. Правое полушарие использует метод индукции, когда событие сначала воспринимается холистически, а затем производит его анализ, членение на составляющие. Левое полушарие работает методом дедукции (сначала анализирует (членит) действительность, а затем её синтезирует).

Однако, несмотря на функциональную асимметрию, благодаря особым нейропсихическим отделам ЛП и ПП в порождении дискурса тесно взаимодействуют. Рассмотрим нейропсихические механизмы, обеспечивающие дискурсопорождающее сотрудничество двух полушарий. Прежде всего, отметим их репрезентирующее своеобразие.

Соединяющиеся комиссурами полушария обладают функциональной специализацией: левое полушарие обрабатывает ту информацию, которая поступает в мозг последовательно; правое полушарие производит обработку информации одновременно и холистически (целостно). Отсюда речепорождающая специализация левого полушария, предназначенного для последовательного соединения фонем, морфем, слов и отдельных высказываний в тексте. Правое же полушарие специализируется на обработке информации, которая последовательно восприниматься не может. Его функциональное своеобразие состоит (а) в эмоциональном восприятии коммуникативно значимого события и (б) способности проецировать косвенные речевые акты.

Названные аспекты функциональной специализации обеспечиваются имеющимися в КГМ нейропсихическими механизмами. Как известно, между полушариями КГМ проходит продольная борозда, на глубинном ярусе которой и расположены нейропсихические механизмы (свод и мозолистое тело). Состоят нейропсихические субстанции из белого вещества, включающие покрытые миелином аксоны трёх типов: (1) ассоциативные, которые выполняют связующую функцию между разными сегментами в пределах одного полушария; (2) комиссуральные, предназначение которых соединять между собой разные полушария; (3) проекционные, служащие проводящими путями анализаторов [10].

Главенствующую роль при порождении конкретного дискурса играют комиссуры при участии мозолистого тела, гиппокампа и четверохолмии (Рис. 2).

[1] Грамматикон (названный так по аналогии с лексиконом) тесно связан с последним и растворен в нем в силу лексикализации определенной части грамматических явлений, распространённой гораздо шире, чем это принято думать [Караулов, 1985; Караулов, 1987].

[2] Прагматикон включает в себя собственно коммуникативные компетенции: знания, умения и навыки. Он содержит также набор коммуникативных стратегий и тактик.

[3] Потребность тесно связана с мотивацией, стремлением выразить через высказывание некое смысловое содержание.

Рис. 2. Отделы КГМ, участвующие в порождении дискурса

Комиссуры образуются пучками спаечных волокон, которые соединяют два полушария. Нервные волокна комиссур образуются белым веществом (большого количества нервных волокон, образующих проводящие пути конечного мозга). Расположены они между серым веществом КГМ и базальными ядрами, соединяя серое вещество, представляющее собой совокупность тел нервных клеток, одного полушария с другим. При этом образуются мозолистое тело – наиболее значимый в порождении дискурса отдел КГМ.

Мозолистое тело – являет собой пересекающий оба полушария пласт нейронов, выходящих в клетки каждого из двух полушарий. Такие сенсорные входы в каждое полушарие обеспечивают синхронизацию их работы [18]. В современной нейрофизиологии мозолистое тело, как, впрочем, и другие комиссуры, рассматривается в функции проводника. Следует отметить, что пучки волокон, из которых оно состоит, дискурсивной деятельностью управлять не способны. Они, осуществляя обмен информацией, лишь синхронизируют работу правого и левого полушария. В целом мозолистое тело обеспечивает информационные входы в каждое полушарие. Осуществляется это дендритами – короткими ветвящимися отростками нейрона, по которым нервными импульсами передаётся информация между полушариями в виде некого гештальта. Поэтому мозолистое тело служит своеобразным сенсорным «окном», через которое формируется целостный образ всего коммуникативно значимого события [13] – того когнитивного основания, на базе которого порождается схема речепорождающего дискурса.

Четверохолмие – спайка свода среднего мозга –состоит из двух верхних холмиков – зрительных анализаторов и двух нижних – слуховых анализаторов и интерпретаторов звуковой речи. Здесь располагаются центры двигательных рефлекторных реакций на звуковые сигналы. Благодаря им четверохолмия является рефлекторным механизмом различных движений, которые актуализируются в основном зрительными и слуховыми раздражителями.

Гиппокамп – начальный пункт конвергенции безусловных и условных стимулов, отвечающий за долговременную память и усвоение новой информации. Обладая способностью к хронотопному восприятию событий и ассоциативной памятью, он служит нейрофизиологическим механизмом кодирования [18] речемыслительными средствами внутренней речи предметных смыслов коммуникативно значимого события. Здесь мотивационные стимулы, исходящие из гипоталамуса, сопоставляются со смысловым восприятием коммуникативно значимого события. Гиппокамп выполняет две основные функции: а) фильтра, производящего отбор информации, необходимой для порождения дискурса и её хранения в долговременной памяти; б) экспликатора из языковой памяти тех энграмм, которые под влиянием мотивационного возбуждения соотносимы с актуальными образами коммуникативного события. Уточним, что находится гиппокамп в височной доле КГМ, отвечающей за фиксацию и хранение ассоциативно-образной информации. Поэтому с его помощью происходит образное восприятие дискурсивного контекста, а в процессе внутреннего программирования – возбуждение словесных ассоциаций, а также их аналитико-синтетическая обработка, крайне важная для порождения дискурса. Доказательством этому служат нейропсихические наблюдения над пациентами, когда повреждение гиппокампа приводит к нарушению языковой памяти, потере речевых навыков и восприятия высказываний.

Нейропсихические акты мозолистого тела, гиппокампа и четверохолмии выполняются в зависимости от доминантной специализации каждого полушария в свойственной только ему форме деятельности в сфере порождения дискурса. Левое полушарие обрабатывает все элементы коммуникативно значимого события симультанно (одновременно), и поэтому быстрее, чем правое полушарие. Если же образ события воспринимается холастично (целостно), то более быстро обрабатывается правым полушарием.

Поскольку левое полушарие из всего обилия реальных и потенциальных связей работает с внутренне согласующимися связями, то оно формирует высказывания с однозначно понимаемым смысловым содержанием. Оно обычно формирует научные дискурсы с внутренне непротиворечивыми связями. А правое полушарие воспринимает коммуникативно значимое событие во всей его противоречивости и многозначности, формируя метафорический дискурс, порождающий уже с участием левого полушария линиарные художественные тексты.

Уже поэтому нельзя недооценивать в генезисе дискурса роль правого полушария. Долгое время его значимость в дискурсивной организации производства высказывания оставалась не выясненной. Считалось, что оно предназначено лишь для мозгового обеспечения процессов смыслового восприятия и воспроизведения уже готового высказывания. Однако, в нашем представлении, на этапе мотивации дискурсопоророждения первостепенную роль (и в этом смысле, производящую) играет именно правое полушарие. Левое полушарие, как известно, управляет процессами абстрактного обобщения. Для выполнения этой столь важно левополушарной задачи мозгу необходимо осуществить ориентировку в дискурсивной ситуации путём анализа конкретных предметно-образных составляющих коммуникативное событие элементов. Иными словами, здесь через конкретное предметно-образное мышление создаётся прелюдия, фаза мыслительной аранжировки, предшествующей непосредственному построению высказывания. Самое главное, в правом полушарии формируется тема речевого высказывания. Иначе говоря, правое полушарие в дискурсопорождении выполняет роль пускового устройства, активизирующего затем левое полушарие. В этом плане правое полушарие является «опережающим», получающим экстралингвистическую информацию о коммуникативно значимом событии раньше левого [3]. Здесь осуществляется обработка сведений о коммуникативном событии в образах и символах [15], необходимых для анализа многоканальной, синергийной (нелинейной) информации, на которой, собственно, и происходит дискурсопорождение. В правом полушарии коммуниканта устанавливаются ассоциативные связи между объектами интерпретируемого коммуникативного события – предметными, образными и ситуативными. На их основе в дискурсивном сознании возникает коммуникативный замысел.

2.2 Замысел, генерируясь речемыслительным мотивом, есть основа для возникновения обобщённой схемы задуманного речевого произведения. Это, разумеется, довербальное образование.

На этапе замысла в сознании дискурсопорождающего субъекта существует некое нерасчленённое целое, предвосхищаемый «образ результата», смутное предположение о конечной цели высказывания и о своем отношении к нему. Этим объясняется тот факт, что замысел касается не начальных структур текста, а всего коммуникативного акта[1]
[5]. Более того, здесь происходит проецирование смыслового членения и конструирования будущего высказывания. Другими словами, на этом этапе целостный (синкретический) смысл членится на разного рода предикаты, намечается в соответствии с общим замыслом перспектива построения РА, выбирается фрейм («рамка»), остров высказывания, коррелирующий с соответствующими пропозициями. Видимо, это можно соотнести с глубинной синтаксической структурой в генеративной грамматике Н. Хомского.

При этом смысловое структурирование осуществляется в контексте дискурсивной ситуации, где выделяется «данное», обладающее минимальной коммуникативной нагрузкой, и «новое», несущее максимальную смысловую нагрузку. Вот почему А.А. Леонтьев полагал, что на данном этапе впервые проявляются контуры темы порождаемого высказывания. В контурах темы содержится свёрнутое смысловое содержание ещё не оформленного текста. Такая свёртка служит, своего рода, внутренней формой порождаемого дискурса.

Наряду с мотивом, замысел является начальным мыслегенерирующим этапом порождения дискурса. В нём задействуются:

• следы всего накопленного коммуникантом опыта (языкового и экстралингвистического),
• предварительнная оценка дискурсивной ситуации,
• интенции и цели коммуникативного акта,
• предполагаемые способы воздействия на реципиента.

На этапе замысла коммуниканты используют, разумеется, дословесные знаки, фиксирующие во внутренней речи личностные смыслы. Ретроспективное осмысление этого процесса в своём собственном сознании оставил гениальный Альберт Эйнштейн. «Слова языка, в той форме, в которой они пишутся или произносятся, не играют, как мне кажется, никакой роли в механизме моего мышления. Психические сущности, которые, по-видимому, служат элементами мысли, являются некими знаками или более или менее явными образами, которые могут «произвольно» воспроизводиться и комбинироваться» [11]. И далее: «Упомянутые выше элементы существуют для меня в визуальной, а некоторые в двигательной форме. Конвенциональные слова или иные знаки тщательно подыскиваются уже на второй стадии…» [Там же]. Данную ретроспекцию гениального мыслителя можно соотнести с этапом внутреннего программирования, где происходит развёртывание замысла в смыслообразующую схему предполагаемого высказывания.

Мы называем эту стадию дискурсоспорождения предречевой дискурсивной деятельностью.

2.3. Предречевая дискурсивная деятельность. На уровне предречевых дискурсивных актов ведущую роль играет фреймовая организация мысли. Дело в том, что дискурсивный опыт коммуникантов хранится в нашей памяти в виде фрейма, структура которого коррелирует с различными элементами коммуникативного события и их экзистенциональными ассоциациями [16]. Участие фреймов в номинативной деятельности обусловливается его когнитивным предназначением – структурировать в ментальном лексиконе признаки коммуникативного события и отношения между ними. Ментальный лексикон обладает необходимой для этих целей ассоциативно-вербальной структурой, которую, как утверждает профессор когнитивной неврологии Джеймс Ллойд Макклелланд (Стэндфордский университет), образуют узлы и межузловые связи [18]. Расположены они, как установила Т.В. Ахутина, в заднелобных отделах коры левого полушария. Их роль в подготовке акта номинации заключается в том, что они для предстоящего речепорождения выстраивают остров из слотовой структуры фрейма.

Исходя их теории фреймов, разработанной М. Минским [1979], можно предположить, что с помощью дискурсопорождающего фрейма (мысленного прототипа высказывания) в сознании коммуниканта упорядочивается и структурируется представление о коммуникативном событии. Изначально, как известно, слоты представляют собой незаполненные подструктуры фрейма. Их заполнению, именованию, в процессе порождения высказывания предшествует соотнесение данного фрейма той дискурсивной ситуации, в рамках которой вербализуется данное коммуникативное событие. Как нейропсихический механизм номинации, фрейм представляет собой не только зафиксированный в нашем сознании образ статической, типичной модели речевого поведения, но и динамическую цепочку (последовательность) действий. Динамическая система семантического фрейма, категоризирующая дискурсивные смыслы, отображает сценарный образ мышления, проецирующий актанты схемы внутреннего программирования высказывания, слоты-актанты, требующие (на этапе подключения речедвигательного механизма) номинативного заполнения. Благодаря своей динамической сущности фрейм, откликаясь на определённые раздражители, актуализирует в ментальном лексиконе знаки, коррелирующие с лингвосемиотическими единицами при заполнении слот, соответствующих обстоятельствам и признакам элементов коммуникативного события.

Объективировать (понять) коммуникативно значимое событие –значит обозначить его, дать всем его элементам имя, поскольку единицы мыслекода (как ресурс мышления) находятся в глубинном ярусе дискурсивного сознания. Они представляют собой так называемые «внутренние слова», с помощью которых мысль упорядочивается. Внутренние слова являются некими аудиально-визуальными феноменами. Внутреннее слово, как видим, – гибридный конструкт, слово-образ. Проще говоря, внутренние слова в процессе дискурсопорождения, с одной стороны, слышимы лишь самим воспринимающим коммуникативно значимое событие субъектом, а с другой, видимые им внутренние образы, вызывающие у него те или иные чувства. По сути своей слово-образ предшествует слову-логосу. Как единица мыслекода слово-образ синергийно и в силу этого способно порождать разные смыслы, тогда как слово-логос сосредоточено на одном из них, соответствующим конкретной дискурсивной ситуации[2]. Слово-образ оформляет мысль, выстраивая смысловую схему предполагаемого высказывания, а слово-логос, будучи направленным на знак, предназначено для коммуникации, для общения с другим.

В свете когнитивно-дискурсивной методологии весьма ценными оказываются философские рассуждения богослова Аврелия Августина, пытавшегося выстроить основы духовной гносеологии связующей между собой проблемы слова внутреннего, имени и слова внешнего. Отталкиваясь от античных учений о знаках (Платона, Оригена и каппадокийцев), Августин обосновывает духовную сущность verbum interius (внутреннего слова). Она заключена, по его мнению, в том, что в более поздних трактатах он назовёт verbum imaginabile (имагинативным словом) – мысленным представлением, прежде чем оно будет объективировано артикулированными звукосочетаниями или внешними словами.

Внутреннее слово, полагал Августин, – это conceptio (обыденное понятие) о предмете мысли. Оно соотносится с элементами универсального предметного кода (УПК) в схеме порождения речи, разработанной А.А. Леонтьевым. Оно универсально, поскольку не связано с какой-либо естественной семиотической системой языка.

Внутреннее слово имеет две ипостаси: символическую и образную. Как полагал Вяч. Иванов, в первой ипостаси внутреннее слово «живёт» в слове внешнем. Это слово с затаённым эффектом иносмысла. Во второй ипостаси внутреннее слово служит дискурсивному сознанию, с его помощью осуществляется творческое мышление. Иначе говоря, если внешнее слово обладает знаковой сущностью, то внутреннее слово является неким образным конструктом, логосом (знаком мысли), устремлённым к знаковой оболочке слова внешнего. Преобразовавшись из слово-образа в слово-логос (verbum interius), оно объективируется с помощью внешнего слова той или иной этноязыковой системы. Данные суждения, восходящие к учению Августина, напрямую связаны с современными психолингвистическими представлениями о внутренней речи, реализующей через внутреннее программирование исходный замысел. Хотя внутренняя речь и довербальна, она является когнитивным основанием для дискурсивного порождения номинативного акта.

Внутренняя речь располагает средствами УПК (образные коды, предметные значения и схемы). Согласно концепции А.А. Леонтьева, она представляет собой подготовленное к внутреннему программированию речевое действие [6]. Исследователи физиологических механизмов РД представили трёхярусный механизм иерархической организации внутренней речи [9]. На первом ярусе осуществляется поиск в коре мозга следов словесных сигналов вместе с впечатлениями от референтных образов, отобранных для именования слов. Совмещённое представление звуковых и предметных образов формирует структурированную сетку временных отношений, которые служат субстратом внутренней речи. Затем, на втором ярусе дискурсопорождения, генерируется новая сеть связей между субстратными элементами коммуникативного события, образуя тем самым «вербально-семантическую сеть» – некие материализованные в знаках элементы семантического поля. Состоит такая сеть из отдельных словесных знаков в разнообразных смысловых, лексических, грамматических и ассоциативных связях.

В вербально-семантической сети материализуется приобретённый ранее дискурсивный опыт человека. Им, собственно, и пользуется субъект дискурсивной деятельности, поскольку связи и отношения между единицами вербально-семантической сети сохраняются у человека на протяжении всей его жизни. Осуществляется такая объективация путём физиологической координации следов возбуждаемых лексических сигналов в коре головного мозга. Данный процесс подтверждает изначальную гипотезу А.Я. Фёдорова о том, что смысловая согласованность словообразов совпадает с их следами в эндокринной системе. Правомерность перевода данной гипотезы в объективную закономерность подтверждается многими эмпирическими опытами отечественных и зарубежных физиологов [1, с. 17-18]. При этом оставалась невыясненной природа таких словообразов.

Т.Н. Ушакова считает, что единицами вербально-семантической сети являются лексемы, несущие основную смысловую нагрузку в РД. В психолингвистике они называются ключевыми словами. В долговременной памяти они актуализируют ассоциирующиеся с ними образно представляемые смыслы. Поэтому ключевые слова в речемыслительном акте становятся отчётливо и явственно проявленными. Причём благодаря психическому механизму ассоциации в вербально-семантической сети «появляются слова, значение которых определяется не через связь с непосредственными впечатлениями, а через связь с другими словами» [9]. Функциональной основой вербально-семантической сети служат, таким образом, лингвокогнитивные отношения между мыслекодовыми единицами и фонетическими словами [16]. Происходит это с помощью возбуждения словообразом соответствующего узла вербальной сети (естественной матрицы дискурсивного сознания). Такое нейропсихическое возбуждение служит стимулом к внутреннему программированию, под которым понимается процесс нейронного оформления коммуникативного замысла.

Единицами внутреннего программирования являются не «значения», а «смыслы» под которыми понимаются отражённые в дискурсивном сознании элементы коммуникативного события, из таких смысловых вех проецируются такие компоненты высказывания как субъект, предикат и объект. Эти компоненты необходимы для актуального членения высказывания на этапе внешней речи при переводе субъективной смысловой программы на узуальный код, содержащий семантические признаки слов. Благодаря их ассоциативно-смысловому полю детерминируется выбор того или иного слова в единстве его звучания и значения. В этом процессе активизируются механизмы категоризации КГМ, расположенные в задней части левого полушария (затылочная, теменная и височная доли) за зоной Вернике. Здесь сосредоточены тематические блоки, антонимико-синонимические группировки слов, а также их оценочно-образные связи, через которые осуществляется словесно-художественная номинация. Ж.Н. Маслова, рассматривая сущность творческого языкового сознания, обнаружила, что, «оценка влияет не только на возможные ассоциации, но и на видение ключевых для поэтического сознания, экзистенциальных ситуаций» [7]. Оценочная модальность во многом определяет характер осуществления соединения предметов мысли (концептов) в их определённую последовательность (цепь). В этом процессе ведущую роль играют передние (синтагматические) доли КГМ, отвечающие за сцепление слов. Они, как известно, расположены в лобной доле левого полушария – спереди от зоны Брока. Однако в процессах художественной номинации ведущую роль играет правое, «творческое» полушарие коры головного мозга, без участия которого было бы невозможна беллетристическая, наполненная образными эмоциями репрезентация коммуникативного события. Так, концепт «осенняя грусть» побудил И.А. Бунина обратиться к номинациям метафорических образов. В самом начале художественной репрезентации коммуникативного события в стихотворении «Листопад» образ леса репрезентируется автором через его сопоставление со сказочным теремом («точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный»):

«Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной».

Данный образ дополняется номинативными ассоциациями поляны с живописным двором, а леса с резным теремом, оконцами которого служат просветы неба в листве. Образное восприятие осеннего пейзажа передаётся с помощью колористических номинаций:

«Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца».

Под номинациями пёстрой стены красок золотой осени завуалированы имплицитные обозначения осенней грусти. Проникновенные коннотации ассоциативно поддерживаются второй частью стихотворения, где картина осени предстаёт в ключевом олицетворении образа вдовствующей осени, входящей в свой лесной терем: «Осень тихою вдовой / Вступает в пестрый терем свой». Однако за реализации своего замысла (мотива перерождения) автору необходимы косвенные метонимические номинации, заложенные в строке «Засеребрится мертвый край» – предвестник неминуемого перерождения: осенний лес погибнет, но вместо него появится лес зимний.

Процессы словесно-художественной номинации тесно сопряжены с осмыслением объектов коммуникативного события, с их отражением в художественных концептах.

Выбор грамматической конструкции высказывания осуществляется в соответствии с уже сформированной его смысловой схемой. В дискурсивном сознании коммуникантов имеются эталонные структуры, наработанные вековой дискурсивной практикой данного языкового сообщества. Определяются позиции субъекта и предиката будущего РА. Затем происходит действие, напоминающее конструктор LEGO: каждый элемент обретает нужную для данного речевого построения форму установления линейной, формально-грамматической связи предыдущего дискурсивного элемента с последующим. Такая формально-грамматическая связь речепорождающих элементов направлена на достижения когерентности всего высказывания, его целостности, обеспечения смыслового сцепления выстраиваемых в последовательную цепочку номинантов в структуре коммуникативного события. Завершается процесс лексико-грамматического конструирования перекодированием личностных смыслов их смысловой схемы, полученной в результате внутреннего программирования речевого произведения, в узуальные (общепринятые) значения соответствующих лексических номинантов высказывания.

Таким образом, в результате сопряжения процессов категоризации и предикации осуществляется номинация и линеаризиция всех элементов коммуникативного события. Главную роль в этом играет внутреннее конструирование задуманного речения с помощью, так называемой, фреймовой семантики, опирающейся на падежные механизмы[3] связывания смыслов. В теории фреймовой семантики падеж выражает глубинное семантико-синтаксическое отношение [15], которое устанавливается путём лексического наполнения зависимого члена синтагмы. В процессе фреймовой интеграции процессов категоризации, предполагающую акты именования, и процессов предикации, ведущей к линеаризиции мысли, мобилизуются внутренние речевые действия через «неосознаваемое построение некоторой схемы, на основе которой в дальнейшем порождается речевое высказывание» [6].  Посредством фреймового продуцирования происходит внутреннее кодирование номинативных актов. Предшественниками фреймовой теории внутреннего программирования являются американские психолингвисты Дж. Миллер, Е. Галантер и К. Прибрам. Они выдвинули гипотезу о том, что субъект дискурсопорождения, прежде чем преобразовать свою мысль в речевую структуру, программирует номинативный акт в виде некой обобщённой конструкции с пустыми структурными ячейками. «У нас есть очень отчётливое предвосхищение того, – отмечали исследователи, – что мы собираемся сказать, и наш выбор нужных слов зависит от чего-то гораздо большего, чем предшествующие элементы нашего высказывания. У нас есть план предложения, и, когда мы формулируем его, мы имеем относительно ясное представление о том, что собираемся сказать. План предложения должен в общем определиться, по-видимому, до того, как можно выделить слова, которые мы собираемся высказать» [8]. Преодолевая ограничения бихевиоризма, отождествлявшие речь и мышление, они утверждали, что у коммуниканта непосредственно перед порождением высказывания возникает образ соответствующего замысла, к которому постоянно стремится в процессе моделирования речевого акта. В интерпретации российских учёных внутреннее программирование служит опосредствующим звеном между замыслом и развёртыванием мысли с помощью её перекодирования с мыслекода на код лингвосемиотический. Данное перекодирование, по мнению А.А. Леонтьева, представляет собой процесс конструирования некой смысловой схемы [6] – когнитивной платформы эмерджентного порождения речевого высказывания [17].

С помощью внутреннего программирования происходит, согласно теории А.А. Леонтьева, двухэтапное развёртывание ранее «свёрнутого» высказывания (тем самым уточняется целостная схема А.Р. Лурии): а) смысловая организация высказывания в виде внутренней речи и б) формально-грамматическая в виде внешней речи. Результат внутреннего программирования отображается в «порядке слов».

Линейный этап порождения художественного текста состоит в кардинальном преобразовании регистра построения коммуникативного акта, в перестройке самого принципа его производства: из синергийного на линейное распределение его тезауруса. Это требование основного закона дискурсиного семиозиса: сформированный на этапе категоризации полный набор номинативных средств не способен организовать речевой акт. Таким организатором выступает синтаксическая номинация. Она призвана выстроить отобранные номинативы в последовательный ряд, который бы отображал основной дискурсивный принцип превращения мысли в речевой знак: концепты, содержащие образы коммуникативного события, →лексемы (канонический прототип функционального слова) →словоформы (необходимые для когезии парадигмальные формы лексемы) (Рис. 3).

[1] Коммуникативный акт, в отличие от речевого акта (целенаправленного осуществления общения в соответствии с существующими в этнолингвокультуре правилами языкового поведения), представляет собой психофизиологическую деятельность коммуникантов, направленную на кодирование и декодирование информации языковыми средствами.

[2] Этим объясняется, кстати, наша потребность перечитывать известные художественные произведения: поиск в них новых смыслов, всплывающих в новых дискурсивных обстоятельствах.

[3] Под падежом здесь понимается не словоизменительная категория, а категория, выражающая его отношение существительного к другим словам.

Рис. 3. От концептуализации к вербализации мысли

При этом происходит преобразование внутреннего слова, т. е. слова-образа, в слово внешнее [2]. Чтобы убедиться, что данная метаморфоза соответствует изначальному дискурсивному замыслу на этапе перевода синергийных (нелинейных) каналов информации в линейный, собственно речевой, необходимы некоторые контрольные действия: сопоставление высказывания с внутренней программой и его смысловой схемы с дискурсивной ситуацией.

Чтобы убедиться, что данная метаморфоза соответствует изначальному дискурсивному замыслу на этапе перевода синергийных (нелинейных) каналов информации в линейный, собственно речевой, необходимы некоторые контрольные действия. В полушариях коры головного мозга производится сличение двух предречевых моментов (а) когерентных регистров высказывания с внутренней программой порождения дискурса и (б) соответствия подготовленной смысловой канвы РА мысленному прототипу коммуникативной ситуации, функционирующему в языковом сознании. После такого сличения включается речедвигательная программа для внешнего (видовременного и модусного) оформления конкретного высказывания.

Мысленное программирование дискурсивного речепорождения достигает своей конечной цели на этапе своего перехода в моторное построение семантико-грамматической схемы интенционально предполагаемого речевого высказывания.

Выводы и результаты исследования

Дискурсопорождение как предречевой процесс осуществляется под взаимодействием лингвистических и нейропсихических факторов. В роли центрального механизма данного процесса выступает «дискурс» в его когнитивистском понимании. Источниками генезиса дискурса служат языковые и внеязыковые знания, языковое и дискурсивное сознание.

Нейрофизиологическим основанием порождения дискурса как коммуникативно значимого события служит «сотрудничество» левого и правого полушария головного мозга. Механизмы преобразования синергийного (нелинейного) дискурсивного мышления в линейную речевую деятельность, порождающую высказывание/текст проецируются нейропсихической энергетикой комиссур при участии мозолистого тела, гиппокампа и четверохолмия. Линейное построение текстовых элементов зависит от предречевых факторов: мотива, замысла (следов всего накопленного коммуникантом языкового и экстралингвистического опыта, предварительной оценки дискурсивной ситуации, интенций и целей коммуникативного акта, предполагаемых способов воздействия на реципиента). Ведущая роль в этом принадлежит дискурсивному сознанию (фреймовой организации представления о коммуникативном событии в слотах фрейма, заполнение которых является основой номинации). При заполнении слот семантического фрейма под воздействием соответствующих раздражителей в ментальном лексиконе актуализируются знаки, коррелирующие с лингвосемиотическими единицами. Подготовка к именованию пропозиции – семантического остова предполагаемого высказывания – осуществляется знаками ментального лексикона и «внутренними словами», посредством которых происходит облигаторное именование предикатов и периферийное именование актантов (признаковых и обстоятельственных). В процессе фреймовой интеграции процессов категоризации, предполагающей акты именования, и процессов предикации, ведущей к линеаризиции мысли, мобилизуются внутренние речевые действия, формирующие внутреннюю программу порождения речевого высказывания. Форматами внутреннего программирования служат «смыслы», представляющие отражённые в дискурсивном сознании элементы коммуникативного события и проецирующие такие компоненты высказывания, как субъект, предикат и объект.

Единицами превращения синергийного (не линейного) в линейное речевое построение выступают концепты, содержащие образы коммуникативного события, лексемы (канонические прототипы функционального слова) и словоформы (парадигмальные формы лексемы).

Литература

1. Ахутина (Рябова) Т.В. Нейролингвистический анализ динамической афазии. – М.: Изд-во МГУ, 1975. – 143 с.
2. Гиренок Ф.И. Аутография языка и сознания. – М.: Проспект, 2017. – 256 с.
3. Екушева Е.В., Дамулин И.В. К вопросу о межполушарной асимметрии в условиях нормы и патологии // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – – №3(114). – С. 92-97.
4. Жинкин Н.И. Избранные труды. Язык. Речь. Творчество. – М.: Лабиринт, 1998. – 364 с.
5. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. – М.: Наука, 1982. – 159 с.
6. Леонтьев А.А., Рябова Т.В. Фазовая структура речевого акта и природа планов // Планы и модели будущего в речи. – Тбилиси, 1970. – С. 27-32.
7. Маслова Ж.Н. Творческое языковое сознание. – Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2015. – 300 с.
8. Миллер Дж. Планы и структура поведения / Дж. Миллер, Е. Галантер, К. Прибрам. – М.: Прогресс, 1965. – 238 с.
9. Ушакова Т.Н. Проблема внутренней речи в психологии и психофизиологии // Психологический журнал. – – Т.1. – № 4. – С. 145-153.
10. Фабри М. Функциональная топография мозолистого тела, исследованная с помощью ДТИ и фМРТ / М. Фабри, Гл.Пьерпаоли, П. Барбарези, Г. Полонара // World J. Radiol. – – Вып. 6. – № 12. С. 895-906.
11. Хрестоматия по языкознанию / Сост. А.С. Мамонтов, П.В. Морослин. – М., 2005. – 370 с.
12. Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи / [Е.С. Кубрякова, А.М. Шахнарович, Л.В. Сахарный]; Отв. ред. Е.С. Кубрякова; АН СССР, Ин-т языкознания. – Москва: Наука, 1991. – 238 c.
13. Alefirenko N.F. Language imagery: discursive and modus creative // Research result. Theoretical and Applied Linguistics. – – №8(4). – P. 3-14.
14. Bloom L., Lahey M. Language Development and Language Disoders. – N-Y, London, 2000. – 700 p.
15. Busse D. Frame-semantik: Kompendium. – Berlin; Boston: de Gruyter, 2012. – 888 p.
16. Evans V., Green M. Cognitive Linguistics: An Introduction. – Edinburg: Publisher: Edinburgh University Press, 2006. – 830 p.
17. McClellan J.L. Emergence in Cognitive Science // Topics in Cognitive Science 2, 2010. – 751-770.
18. McClelland J.L., Hil F.l, Maya R., Schütze H. Placing language in an integrated understanding system: Next steps toward human-level performance in neural language models // Proceedings of the National Academy of Sciences, 2020. №117(42). 25966-25974.

References

1. Ahutina (Rjabova) T.V. Nejrolingvisticheskij analiz dinamicheskoj afazii. – M.: Izd-vo MGU, 1975. – 143 s.
2. Girenok F.I. Autografija jazyka i soznanija. – M.: Prospekt, 2017. – 256 s.
3. Ekusheva E.V., Damulin I.V. K voprosu o mezhpolusharnoj asimmetrii v uslovijah normy i patologii // Zhurnal nevrologii i psihiatrii im. S.S. Korsakova. – 2014. – №3(114). – S. 92-97.
4. Zhinkin N.I. Izbrannye trudy. Jazyk. Rech’. Tvorchestvo. – M.: Labirint, 1998. – 364 s.
5. Zhinkin N.I. Rech’ kak provodnik informacii. – M.: Nauka, 1982. – 159 s.
6. Leont’ev A.A., Rjabova T.V. Fazovaja struktura rechevogo akta i priroda planov // Plany i modeli budushhego v rechi. – Tbilisi, 1970. – S. 27-32.
7. Maslova Zh.N. Tvorcheskoe jazykovoe soznanie. – Tambov: Izdatel’skij dom TGU im. G.R. Derzhavina, 2015. – 300 s.
8. Miller Dzh. Plany i struktura povedenija / Dzh. Miller, E. Galanter, K. Pribram. – M.: Progress, 1965. – 238 s.
9. Ushakova T.N. Problema vnutrennej rechi v psihologii i psihofiziologii // Psihologicheskij zhurnal. – 1980. – T.1. – № 4. – S. 145-153.
10. Fabri M. Funkcional’naja topografija mozolistogo tela, issledovannaja s pomoshh’ju DTI i fMRT / M. Fabri, Gl. P’erpaoli, P. Barbarezi, G. Polonara // World J. Radiol. – 2014. – Vyp. 6. – № 12. S. 895-906.
11. Hrestomatija po jazykoznaniju / Sost. A.S. Mamontov, P.V. Moroslin. – M., 2005. – 370 s.
12. Chelovecheskij faktor v jazyke. Jazyk i porozhdenie rechi / [E.S. Kubrjakova, A.M. Shahnarovich, L.V. Saharnyj]; Otv. red. E.S. Kubrjakova; AN SSSR, In-t jazykoznanija. – Moskva: Nauka, 1991. – 238 c.
13. Alefirenko N.F. Language imagery: discursive and modus creative // Research result. Theoretical and Applied Linguistics. – 2022. – №8(4). – P. 3-14.
14. Bloom L., Lahey M. Language Development and Language Disoders. – N-Y, London, 2000. – 700 p.
15. Busse D. Frame-semantik: Kompendium. – Berlin; Boston: de Gruyter, 2012. – 888 p.
16. Evans V., Green M. Cognitive Linguistics: An Introduction. – Edinburg: Publisher: Edinburgh University Press, 2006. – 830 p.
17. McClellan J.L. Emergence in Cognitive Science // Topics in Cognitive Science 2, 2010. – P. 751-770.
18. McClelland J.L., Hil F.l, Maya R., Schütze H. Placing language in an integrated understanding system: Next steps toward human-level performance in neural language models // Proceedings of the National Academy of Sciences, 2020. №117(42). Pp. 25966-25974.