Функционально-семантическое представление как регулятивный конструкт ментальной репрезентации туннельной локализации языкового знака

В статье рассматривается «регулятивный механизм» распространения и внедрения информационно преобладающих («вирусных») коммуникативно-конструктивных практик в медийное пространство. Предложены модели расширенной и суженной направленности информационного воздействия «веерного сдвига» фокусировки («окна») дискурса как комплексной технологии коммуникативно-дискурсивной манипуляции. Авторы приходят к выводу, что ведущая роль коммуникативно-информационного компонента в структуре общества обусловливается его опорой на реляционные свойства и регулятивную сущность своих посланий.Ключевые слова: дискурс-конструкт, коммуникативный конструкт, сценарный знак-конструкт, модель регулятивного пространства дискурсивных практик, «окно» дискурса, регулятивная интеракция, туннельный знак-конструкт, туннельная дискурсивная реальность, функционально-семантическое представление.

A. Romanov, L Romanova

FUNCTIONAL-SEMANTIC REPRESENTATION
AS THE REGULATIVE CONSTRUCTION
OF MENTAL REPRESENTATION
OF TUNNEL LOCALIZATION OF LANGUAGE SIGN

The article deals with the «regulative mechanism» of dissemination and implementation of information-dominant («viral») communicative constructive practices in the media space. A series of models of expanded and narrowed informative influence direction of the «fan shift» of discourse («window») focusing as the complex technology of communicative-discoursive manipulation are proposed. The authors conclude that the leading role of the communicative and informative components in the structure of society is determined by it’s reliance on the relational properties and the regulatory nature of messages.

Key words: discourse-construct, communicative construct, scenary sign-construct, model of regulative space of discoursive practices, «window» of discourse, regulative interaction, tunnel sign-construct, tunnel discoursive reality, functional-semantic representation.

 

 

В работах Тверской лингвистической школы регулятивной интеракции, выполненных в русле когнитивно-дискурсивного подхода к описанию «регулятивного механизма» распространения и внедрения «вирусных» или информационно преобладающих коммуникативно-конструктивных практик в ментальное пространство социума, которые способны увеличивать потенциал информационного влияния, превосходства, преобладания и даже массированного давления с целью изменения в собственных интересах субъекта информационного доминирования и получения собственной бенефициарности от результатов запланированного восприятия массовым адресатом окружающей (создаваемой) реальности, отмечается, что конструирование смыслов и их ретрансляции посредством развитой системы публичных коммуникативных посланий приобретает сегодня все бόльшую значимость в самых разнообразных контекстах и сценариях социального взаимодействия – от медийной пропаганды, различных глобальных информационных противостояний, противоборств, конфликтов и «войн» до «языка» власти.

Когнитивно-дискурсивный подход к «динамическому моделированию регулятивного пространства диалогического vs дискурсивного взаимодействия» [10] предоставляет возможность рассматривать процесс быстрого и эффективного распространения «срежиссированной» – то есть постановочной в соответствие с замыслом «режиссера» и, следовательно, заранее сконструированной, придающей по своему усмотрению, замыслу, плану и желанию событиям, фактам, явлениям целенаправленные валентно — конфигурационные очертания и соответствующие субъективные оценки – дискурсивной реальности, способной посредством информационных посланий (слов, сообщений, коммуникативно-дискурсивных практик) создавать возможности и условия реализации незаметного (скрытного) внедрения в массовое сознание «вирусных» идей, установок и ценностей, «прошивающих насквозь» и разрушающих привычные жизненные уклады, национально — культурные устои, шаблоны и языковые паттерны.

В рамках динамической модели пошаговой (постепенной, согласованной, кооперативной, т.е. синергийной) реализации регулятивного пространства дискурсивного взаимодействия, организованного его участниками по принципу совместного векторного погружения в гиперфреймовую организацию туннельных сценариев дискурсивной локализации в пределах (границах) социального континуума типовых или конкретных функционально-семанти-ческих представлений (ФСП), осуществляется «внедрение» (функционально-прагматическое использование) информационных посланий (дискурсивно-коммуникативных практик) в массовое сознание с целью «результативного переформатирования контрарно противопоставленных или контрарно противопоставляемых оценок общественного мнения с негативных и даже абсолютно неприемлемых на позитивные и возможные», чтобы описываемые или передаваемые события (данные, сведения, факты) могли приобретать «спектаклеобразную» форму [16; 17; 25; 26; о спектакле как «общественном отношении между людьми, опосредованном образами, как наличной модели преобладающего в обществе образа жизни» см.: 3, с. 4-6].

Схематически такую гиперфреймовую туннельную организацию в виде функционально-семантического представления (ФСП) взаимодействия в рамках типового дискурса-конструкта (например, утверждения, описания, обвинения, констатации и т.п.) можно представить в качестве согласованного набора последовательных чередований соответствующих дискурсивных интерактивных цепочек:

Утверждать (Г, С, р) – – УПС → р – любое;

Утверждать (Г, С, р) – – А-1 → демонстрировать (Г, истинно (р);

Утверждать (Г, С, р) – – А-2 → предполагать (Г, не утверждать (Г, С, р) → не знать (С, существовать (р))));

Утверждать (Г, С, р) – – УГ → верить (Г, истинно (р));

Утверждать (Г, С, р) – – УИ → ручаться (Г, истинно (р));

Утверждать (Г, С, р) – – УОД → намереваться (Г, каузировать (Г, становиться (знать (С, р)))).

В предлагаемой записи символ р обозначает пропозициональное содержание дискурсивно-коммуникативной практики или совокупности набора практик, УПС – условия пропозиционального содержания, А-1, А-2 и А-n – дополнительные условия дискурсивной локализации в пределах социального континуума, УИ – условия иллокутивного содержания, УГ – условия отправителя или автора дискурсивно-коммуникативных практик, УОД – условия ожидаемого действия или результирующего эффекта, Г и С – участники дискурсивного взаимодействия: отправитель и получатель, адресат. Знак ^ читается как «включает», а стрелка читается как «следует».

Предварительные условия функционирования данного прагматичес­кого типа фреймовой конфигурации таковы: а) принцип коммуникативной заин­тересованности – любой, б) сотрудничество – любое, но при большей заинтересованности инициатора (говорящего, автора, отправителя, «режиссера»), в) отношения между участниками – лю­бые. Кодекс доверия обусловливает принятие истинности утверждения со стороны адресата, т.е. получатель (слушающий) доверяет го­ворящему настолько, чтобы считать его утверждение истинным.

Важно иметь в виду, что туннельные организации дискурсивного взаимодействия практически похожи друг на друга по типовым интерактивным цепочкам, но могут отличаться друг от друга специфическими условиями реализации иллокутивных показателей (маркеров) фреймообразующих вершин ФСП. Так, в частности, дискурсивное взаимодействие в пределах коммуникативного «туннельного» знака-конструкта «обвинение» или «упрек» будут иметь сходный набор интерактивных цепочек векторной направленности переформатирующего погружения с выше обозначенным сценарием типового дискурса-описания или «утверждение», ср.:

Упрекать (Г, С, р) – – УПС → фактуализация (р);

Упрекать (Г, С, р) – – А-1 → предполагать (Г, быть в состоянии (С, воспринимать (оценивать (С, быть сопричастным (– С, р)))));

Упрекать (Г, С, р) – – А-2 → предполагать (Г, [не упрекать (Г, С, р) → не желать (Г, воспринимать (– С, р)))]);

Упрекать (Г, С, р) – – УГ → желать (Г, воспринимать (– С, р));

Упрекать (Г, С, р) – – УИ → ручаться (Г, желать (Г, воспринимать / оценивать (– С, р))));

Упрекать (Г, С, р) – – УОД → намереваться (Г, каузировать (Г, становиться / воспринимать (С, быть сопричастным (С, быть сопричастным (– С, р))))).

Дополнительные условия группы (А, А-1… А-n) в упреках и обвинениях следующие: а) принцип коммуникативной заинтересованности – в пользу говорящего / отправителя, б) сотрудничество – любое, но при полной заинтересованности говорящего / отправителя, в) отно­шения – любые: от равноположенных до антагонистических или зависимых: ср. у И.А. Крылова: «У сильного всегда бессильный виноват». Кодекс доверия – любой, практически от полного доверия до полного недоверия; выбор кодекса доверия напрямую не зависит от того, являются ли представленные доказательства реальными, фактическими или вербально-доксальными, медийными. Случаи, когда, например, упрек служит каузатором реализации другой иллокутивной функции здесь не рассматриваются [подробнее о специфике реализации типовых ФСП см.: 9; 10, с. 28-68; 15, с. 106-116; также см.: 21; 22; 29; 32; 33; 38; 39].

Интерактивно-дискурсивная реальность, созданная такими и подобными им актами реальной дискурсии, есть продукт инфо-социальной сферы (социального коммуникативного пространства), где дискурс выполняет функционально-инструментальную, орудийную роль некоторого сконструированного формата, своего рода «окна», сквозь которое и в пределах которого проходит авторская информация к потребителю, а вместе с ней и предлагаемая, «срежиссированная» автором оценка вербально-коммуникативного события, созданного (или создаваемого) дискурсом как стимулом (раздражителем) с соответствующей реакцией. В этом плане дискурс как «стимул — раздражитель», по Выготскому, «становится психологическим орудием в силу использования его как средства воздействия на психику и поведение» [2, с. 106-107].

При помощи дискурсивных практик как вербальных «психологических орудий и их сложных систем», включая «язык, мномотехнические приспособления, алгебраическую символику, произведения искусства, письмо, схемы, диаграммы, карты, чертежи, всевозможные условные знаки и т.д.» [2, с. 103], создается информационная сфера (инфосфера) в качестве «новой территории, открытой для человеческого взаимодействия, расширения экономики и, в особенности, для социальных и политических махинаций» [8, с. 9] с определенной векторной направленностью, для того чтобы осуществлять «веерный сдвиг окна дискурса» [16; 18; 19; 22: 25; 26].

В указанном смысле векторная направленность конкретного «веерного сдвига окна» дискурсивно-коммуникативных практик служит определенным навигатором, указывающим участникам регулятивного взаимодействия направление совместного продвижения по «оси движения дискурса» в рамках сценарного знака-конструкта (см. выше схемы практик-цепочек типовых ФСП), чтобы путем дальнейшей медийной раскрутки (информационных атак, интервенций) реально предложенная отправителем для внедрения и имплантирования совокупность означающих форм-практик могла служить основанием (основой) для расширения (векторная модель Б) или сужения (векторная модель А) набора их параметров мерности (т.е. конкретного тематического и семантического объёма «окна дискурса» или «дискурсивного окна»), окунаясь в которую (т.е. в совокупность форм-практик), адресат как говорящий субъект смог бы восполнять (интерпретировать, оценивать, объяснять) на свой лад (т.е. на основе собственной системы имеющихся – аноэтических, ноэтических или аутоноэтических – знаний:) наличие или фиксировать отсутствие предметной соотнесённости пропозиционального содержания с планом выражения форм-практик и верить в своё объяснение.

Параметры мерности – это дифференциально-значимые (семантические) признаки, которые контрарно представлены на горизонтальной (временной) оси дискурсивно-интерактивного пространства туннельного знака-конструкта, – например, «обвинение», «упрек», «угроза», «утешение» – в субъективно-оце-ночных величинах, находящихся в пределах от диаметрально противоположных до возможных, приемлемых, неприемлемых или абсолютно нейтральных. Расположенные на временной оси значения дискурсивного взаимодействия параметры мерности находятся в зависимости от направления движения отправителя и адресата в интерактивном пространстве туннельного дискурса-конструкта «обвинение», а именно от движения с нейтральной точки (зоны) под названием «действующая (зафиксированная, принятая в данном социальном окружении) норма» в левую или в правую стороны. Движение влево или вправо по линии объёма (шкалы) от нулевой (нейтральной) точки оси дискурса, представляющей действующую норму ментального состояния в социуме, может каузировать (быть причиной) или просто продуцировать череду последовательно возрастающих или понижающих оценок этой нормы в обществе в пределах их веерного сдвига: «стандартно – разумно – приемлемо – допустимо – необычно (неслыханно, радикально, на грани допустимого) – немыслимо» (ср. ступени выражения эмоциональных установок в [11, с.156-170]). Пределы такого веерного сдвига будут отражать степень свободы или несвободы их распространения и соответствующей приемлемости или неприемлемости в социуме: бόльшую, если двигаться влево по линии объёма или шкалы, и мéньшую (понижающую), если двигаться вправо.

Движение участников интерактивного обмена в том или ином направлении по оси дискурса в пределах выбранной (предложенной инициатором) очередности оценок объёма (т.е. шкалы) мерностей туннельного дискурсивного конструкта демонстрирует мерное перемещение – от возможного до потенциального или потенциально возможного, в соответствии с предлагаемой (или уже предложенной) и принятой (т.е. уже закрепленной) в ментальности социума мерой – пространства дискурса, т.е. перемещение его «окна действий» (вербальных операций, суждений, посланий в виде коммуникативных практик, видеосюжетов, фотографий, карикатур и т.п.) или «границы окна» как дискурсивного пространства, в которое участники вместе или каждый по отдельности могут самостоятельно входить или не входить (погружаться или не погружаться), чтобы по степени выбранной ими приемлемости своих действий и действий другого (т.е. действий отправителя и получателя, адресата) интерпретировать и оценивать их по шкале «принимаю» или «не принимаю» в качестве руководства к действию (см. подробнее в [11, с. 156-170; 17; 18; 19; 21, с. 48-82; 22; 31; 32]; термин «окно» как фокусировка «определенного значения» в одном и том же «тагмемном окне (seat)» заимствован у К. Пайка [7, с. 14, 19]).

Коммуникативный дискурс-конструкт – это смысловая единица более высокого уровня, чем понятие, это «трактовка ментальной репрезентации как специфического языка мышления» [5, с. 228], это контрарный тип отношения «мерностей» на протяжении семантического объёма его как «туннельного» знака. В этом процессе (т.е. в трактовке и оценке, в реализации мерности) отправной точкой является сам человек как когнитивный агент независимо от его коммуникативной роли, который самостоятельно производит отсчет для себя, для своей деятельности и для выработки ориентационных форм поведения. В данном процессе человек, оказавшийся погруженным в пространство (границы) дискурсивного окна, воспринимает через «туннельный» знак «внешнее» (окружающий мир) через «внутреннее» (свое сознание и осознание), причем границы образа мира и образа себя, включая модальности своего Я, в этом мире становятся уже достаточно подвижными [см.: 21; 22; 26; 27; 28; 31; 32; 33; 38; 39].

Во взаимодействии с предложенными со стороны отправителя инициативными дискурсивными практиками-оценками, включающими в своё содержание те или иные параметры мерности по оси дискурса, адресат творит (создает) для себя свою дискурсивную реальность, убеждая себя в том, что существует то, что или о чем говорят, и размещает себя в этой реальности в пределах своей веры и параметров мерности о субъективной предметности либо с учетом наличия предложенных форм самих дискурсивных практик (т.е. с учетом наличия их планов выражений), либо с учетом наличия собственной интерпретации, знаний, оценки и установки, не утруждая себя подкреплением своей субъективной позиции процедурой возможного верифицирования этих практик. Поэтому он просто полагается только на веру (или исходит из веры) в то, что высказанное (или выраженное) в предлагаемом формате («окне») дискурса и есть для него фактуальность [17; 18; 19].

Формирование конкретной направленности «окна» («границ») дискурсивной реальности осуществляется в процессе наведения (т.е. в момент взаимодействия «я – здесь – сейчас» между отправителем и адресатом) нужного параметра мерности (т.е. в процессе веерного сдвига) в совместную общую «информационно-тематическую территорию» (дискурсивную инфосферу), что позволяет не только контролировать протекающие в ней самой процессы, но и дискурсивно оказывать активное влияние на восприятие (массовым) адресатом предлагаемой дискурсивным «окном» оценки создаваемой реальности со всеми особенностями диапазонов выработки решений и установки «участвовать – не участвовать», «принимать – не принимать», а также «суживать» или «расширять» векторную направленность семантико — тематического пространства матричных констант моделей А и Б [24; 26; 27; 28].

В этом плане дискурс предстает, по выражению Л.С. Выготского, «психологическим орудием системы средств формирования человеческого сознания». И в данном качестве – в качестве «орудийного» элемента инфосферы – дискурс оказывается «включенным в процесс поведения» массового адресата как потребителя сконструированной и целенаправленной информации и способен «видоизменять всё протекание и всю структуру психических функций» такого потребителя, «определяя своими свойствами строение нового … искусственного (сконструированного или «срежиссированного», сказали бы мы иначе – А.Р., Л.Р.) … инструментального акта» [2, с. 103-104], т.е. каузатора внедрения и дальнейшего распространения «вирусного» объема окна дискурсивной реальности в инфосферу. Примечательно, что эти «искусственные (инструментальные) акты … суть те же естественные», которые «могут быть без остатка, до самого конца разложены и сведены к этим последним» [там же]. При этом важно иметь в виду, что в инструментальных (созданных и создаваемых) актах «искусственной является комбинация (конструкции)» и «направленность, замещение и использование этих естественных процессов», а их функциональная специфика базируется на использовании других – не прямых – ассоциативных («условнорефлекторных») связей, которые уже обусловлены применением «психологического орудия», хотя и «ведут к тому же результату, но другим путем» [2, с. 104]. В свете таких «не прямых ассоциаций» и «условнорефлекторных связей» действия инициатора по «веерным сдвигам» могут быть приравнены к манипулятивным (спин-докторинговым) действиям, т.е. действиям, направленным на изменение психологических установок, ценностных ориентаций, поведения индивидов и целых аудиторий независимо от их желания, отличающихся скрытым характером воздействия. Одновременно при этом сокрытию подвергаются не только цели, интересы или намерения манипулятора, но также и сам факт их возможного наличия.

Манипулятивный механизм «веерного сдвига», смены «рамок допустимого» и «возможного» в пределах создаваемой дискурсивной реальности с целью продвижения в массовое сознание необычной, немыслимой идеи есть последовательность таких действий-оценок по «оси дискурса», постепенное исполнение которых в рамках туннельного дискурсивного конструкта, начиная от немыслимых к радикальным, а затем к приемлемым и разумным и, наконец, к стандартным и нормативным, неизбежно приведет к запланированному (желаемому, ожидаемому) результату, а именно – общество смирится с этими оценками и примет их сначала в качестве допустимых, а затем и в качестве нормативных.

При этом важно учесть, что каждый «веерный сдвиг» (этап) дискурсивных рамок «допустимого» и «возможного» требует применения своих конкретных, в том числе и спин-докторинговых, коммуникативных технологий, к разряду которых можно отнести следующие:

– технология «информационного вброса и последующей массированной раскрутки во всех СМИ» (главным образом, на телеканалах и ведущих печатных изданиях) с целью фокусировки «определенного окна» и в «определенном значении», в терминологии К. Пайка [7, с. 14, 19], в качестве главной информационной темы,

– технология «квазинаучного» обсуждения» (диспуты, семинары, конференции, всевозможные ток-шоу),

– технология «подмены подлинного названия идеи» с целью увести суть проблемы от её обозначения, например, вместо переворота – «революция достоинства», «революция роз» или какие-либо иные названия типа «бархатная революция», вместо запрещенных пыток – «расширенные методы дознания», вместо «уничтожить террористов» – «нейтрализовать террористов» и т.п.,

– технология «создание опорного прецедента» в истории, в настоящем или в мифическом будущем», когда подбирается нечто похожее в историческом развитии общества или придумывается какой-либо исторический факт, аналогия, или просто создается «вербальный миф» личности политику, фирме, продукту [12; 13; 14; 15; 16; 17; 20; 24; 25; 30],

– технология «возведения идеи в Топ»,

– технология «экспертного мнения»,

– технология «мнения медийных персон и иных знаменитостей»,

– технология «составления всевозможных рейтингов популярности идеи / проблемы» [11; 23; 24; 25; 26; 27; 28; 30; 38; 39] в различных «информационных бюллетенях» или «протоколах действующей власти», по выражению Дж. Сёрла [34, с. 31]. Вполне очевидно, что технология «дискурсивного окна» или «окна дискурса» представляет собой гипертехнологию информационно-медийного воздействия, включая в себя целый комплекс манипулятивных технологий неявного внедрения в массовое сознание и распространения в нем самых разнообразных идей в заданных пределах – от немыслимых до абсолютно неприемлемых и даже противоречивых. В этой связи было бы любопытно проследить возможное построение типологии или технологий, в которых возможно обнаружить соответствующую корреляцию между типами оценок и типами технологий с учетом эффективности такого соотношения.

            Воздействие манипулятивного механизма «веерного сдвига» или смены дискурсивных «рамок допустимого» и «возможного» может быть интенсифицировано (расширено) или ослаблено (сужено), если при его проецировании в пределах создаваемой дискурсивной реальности на коммуникативную деятельность человека в соотношении «человек – сознание – язык» увязать этот механизм с типовыми фреймовыми конфигурациями смыслов, идей или мотивов в языковом сознании индивида, где смысл или мотив будут являть собой меметико-регулятивный аналог предлагаемой в «веерном сдвиге» идеи, различие в оценке и интерпретации которых и будет задавать индивидуальную специфику «туннеля реальности», где окажется человек, чтобы разместить в нем себя [29, с. 8-9]. Очевидно, что такой туннель будет представлять собой некий конкретный знаковый (вербальный) коммуникативный конструкт, соотносимый с индивидуальным ментальным пространством, мерности которого будут определять уровень целостности в восприятии мира таким человеком.

В качестве ступени (или одной из ступеней) такого уровня погруженности в рамках «туннельного знака-конструкта» можно рассматривать предложенное ранее пошаговое дискурсивное взаимодействие собеседников как их попытку (см. цепочки взаимодействия в типовых ФСП в [10] и градуированные ступени установок эмоциональной оценки в [11]) достичь указанного «синтеза» в определенном формате действий (вербальных коммуникативных практик как социально обусловленных действий) в определенной «фигуре, фигурности» (т.е. вербальной манифестации), где «в пространстве и времени происходят синтезы многообразия чувственных элементов…. И уж после этого синтеза материал подается рассудку» ([1, с. 16]; здесь и выше курсив наш – А.Р., Л.Р. Ср. также сходные замечания Дж.Р. Сёрла о «форме-основании и гештальтной структуре сознательного опыта» и конституентах «единого поля сознания» в [34, с. 132-133]).

Вполне логично предположить, что на этой платформе может базироваться не только общий функциональный механизм «окна дискурса», но и, в частности, его манипулятивный (скрытый) механизм воздействия конкретной мерности «веерного сдвига» такого «окна», где оба механизма, по А. Белому [1, с. 18], «одновременно, т.е. синтезируя» в пространстве и во времени, организуют сознание человека в «объеме оформленной чувственности» и воссоздают в его сознании «образ природы, образ мира» и образ факта, представленного в дискурсивных практиках. И, как следствие, можно полагать, что привносимые манипулятивным механизмом «веерного сдвига» интенсивные изменения в оценках с использованием их «интенсивной глубины слов», по Бальтасару Грассиану, вводятся «режиссерами» в массовое сознание адресата с целью создания новой (иной, другой, сконструированной) картины мира в ментальном пространстве человека на основе массивного информирования (или при помощи «смысловой бомбардировки», по Ж. Бодрийару), которое, скорее, выполняет роль инструментария для последующих (пост-коммуникативных, результирующих) эффектов, в том числе и всевозможных изменений.

При этом необходимо обратить особое внимание на значимость «синтезированного многообразия чувственных элементов» и их роли в «объёме оформленной чувственности в организации сознания человека», по А. Белому [1, с. 18-19], которые («чувственные» или эмоциональные элементы), по словам Г.М. Маклюэна крайне влиятельны, значимы и важны в процессе восприятия мира: «Средства коммуникации, изменяя среду, вызывают в нас необычайные соотношения чувственных восприятий. Расширение любого чувства изменяет образ нашего мышления и деятельности – нашего восприятия мира. Когда изменяются эти соотношения, изменяются и люди» [6, с. 342]. Кстати сказать, в ряде работ уже отмечалось, что «чувственные элементы» не только «влияют на изменение образа мышления и деятельности» человека, но и в определенной степени «формируют через вербальное выражение эмоциональных установок его образ, манеру переживаний и поведения гораздо более очевидными, нежели чем прямое высказывание (т.е. прямо высказываемых или высказанных говорящим субъектом) утвердительных или отрицательных точек зрения», которые «выражаются (эксплицируются) на различных (в нашем случае – на семи) аффективных ступенях от «одобрения» («да – хорошо – интересно – безумно интересно – умилительно – торжественно – великолепно» до «неодобрения» («нет – неправильно – невозможно – не может быть и речи – исключено – никогда – ерунда / отвратительно» [11, с. 156-158; см. также: 18, 19].

Вырисовывается картина, которую обозначил А. Трайндл [37, с. 13, 17]: «Без эмоций нет правды…. Человек сознательно воспринимает только то, что вызывает у него эмоции, связанные с удовольствием или, наоборот, со страданием…. Эмоции – глобальны, разум – локален». Ему вторит Мануэль Кастельс, невольно поддерживая идею А. Белого об «объёме оформленной чувственности в организации сознания человека» [1, с. 18-19] и значительно расширяя её: «Эмоции распознаются мозгом как чувства. … Чувства возникают из эмоционально вызываемых изменений в мозгу, которые достигают уровня интенсивности, достаточного для того, чтобы возбудить процесс осознания. … Чувства, а следовательно, и эмоции, от которых они происходят, играют фундаментальную роль в определении направленности мыслительного процесса» [4, с. 65].

Опираясь на экспериментальные данные Антонио Дамазио, М. Кастельс уточняет: «При этом необходимо понимать, что чувство не является простой расшифровкой той или иной эмоции. Чувства возбуждают эмоции в мозгу в контексте памяти (т.е. чувства включают ассоциации с другими событиями, которые были либо непосредственно пережиты самим индивидом, либо переданы генетически или транслированы через культуру). Более того, эмоциональные паттерны берут свое начало из взаимодействия между характеристиками эмоционально значимых стимулов и особенностей когнитивной карты мозга конкретного индивидуума. … Образы в нашем мозгу вызываются объектами или событиями. Мы не производим события, а обрабатываем их. …. Эмоции трансформируются в чувства только после завершения процесса самоопределения личности (сформированного Я). Только став известными сознающему Я, которое может идентифицировать чувства, чувства оказываются в состоянии управлять социальным поведением и, в конечном счете, влиять на принятие решений» [4, с. 165-166].

Отсюда реально полагать, что целенаправленно вызванная «веерным сдвигом» окна дискурса эмоция способна приводить «к сознательному восприятию» в положительном или отрицательном свете коммуникативные практики информационно-дискурсивного пространства. И уже по-новому звучат слова А. Белого: «Взгляд на мир … и цвет мира зависит от мысли» [1, с. 12-16], которому вторит классик фотоискусства из Франции начала ХХ в. Анри Кретьен – Брессон: «Факт сам по себе не интересен, интересна точка зрения, с которой автор к нему подходит» (курсив – А.Р, Л.Р.). Поэтому специфика вербальных манифестаций коммуникативных практик векторной направленности «сдвига» окна дискурса в рамках туннельного знака-конструкта заключается в том, что согласно основам вербального мифотворчества личности в определенной типовой (фреймовой) ситуации структура сознания такой личности способна повторять структуру «туннельной» дискурсивной реальности. И, больше того, сознание адресата как индивида также может структурироваться по тем же самым принципам, что и структурная (т.е. фреймовая) организация «туннельного» дискурсивного пространства [38; 39] .

Таким образом, вводя новую информацию посредством «веерного сдвига» дискурсивного окна, «режиссер-постановщик» такого дискурсивного (в том числе и манипулятивного) процесса имплантирует новые коммуникативные практики и смыслы в сложившуюся социально-политическую систему общества, каузируя в ней вызов неизбежного противоборства и даже, быть может, прямого конфликта между привычными (устоявшимися, закрепленными, принятыми) и новыми оценками, нормами, ценностями и формами поведения, нацеленными на внесение раскола в существующие в социуме отношения между структурами власти и гражданским обществом, понимаемым в обычном обиходном смысле, а не как политическая концепция, специально разработанная для стран бывшего социалистического лагеря с целью «освобождения их от авторитарных режимов». Очевидно, что массированное закрепление «срежиссированных» (или точнее – «вирусных») коммуникативных практик на основе новых значений и смыслов «дискурсивного окна» способно результативно предлагать обществу иные (а чаще – нетрадиционные) источники оценок и их последующее осмысление с целью принятия обществом этих оценок, чтобы направить их на раскол и изменение (трансформирование, переформатирование) привычного уклада жизни и устоявшихся отношений.

 

Литература

 

1. Белый А. О смысле познания. Минск: Полифакт, 1991. 64 с.
2. Выготский Л.С. Инструментальный метод в психологии // Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6-ти томах. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии / Под ред. А.Р. Лурия, М.Г. Ярошевского. М.: Педагогика, 1982. С. 103–108.
3. Дебор Г. Общество спектакля. Пер. с фр. М.: «Логос», 1999. 224 с.
4. Кастельс М. Власть коммуникации. Пер. с англ. Н.М. Тышлевич; под науч. ред. А.И. Черных. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2016. 564 с.
5. Келли Дж. Психология личности. Теория личных конструктов. СПб.: Речь, 2000. 182 с.
6. Маклюэн М. Средство само есть содержание // Информационное общество. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. С. 341–349.
7. Пайк К. Американская интонация: парадигматика и синтагматика // Вопросы языкознания. 1992. № 1. С. 8–24.
8. Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М.: Издательство: Ультра. Культура, 2003. 392 с.
9. Романов А.А. Фреймовая семантика в аспекте автоматической обработки текстов // Международный семинар по машинному переводу. Тез. докл. М.: Всесоюзный Центр Переводов ГКНТ СССР, 1983. С. 199–203.
10. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. М.: ИЯ АН СССР; Калининский СХИ, 1988. 183 с.
11. Романов А.А. Романов А.А. Грамматика деловых бесед. Тверь: Фамилия, 1995. 240 с.
12. Романов А.А. Вербальный конфликт в диалогической «игре» // HOMO LUDENS / Человек играющий: Язык, личность, социум / Отв. ред. проф. А.А. Романов. М. – Тверь: ИЯ РАН, ТГСХА, 1999. С. 12–25.
13. Романов А.А. Романов А.А. Имидж политика в зеркале собственных оценочных речевых действий // Проблемы имиджелогии: Материалы 1-ой международной конф. 8–9 февраля 2000 г., г. Кривой Рог (Украина). Кривой Рог, Киев: Европейский университет финансов, информационных систем, менеджмента и бизнеса. 2000а. С. 29–40.
14. Романов А.А. Политическая лингвистика: Функциональный подход. Москва – Тверь: ИЯ РАН; ТГСХА, 2002. 191 с.
15. Романов А.А. Суггестивная модель речевого общения: Манипуляция или игра со смыслами? // Homo mendax / Человек лживый. Межвуз. сб. научн. трудов. Отв. ред. проф. А.А. Романов. Москва – Тверь: ИЯ РАН; ТГСХА, 2004. С. 3–26.
16. Романов А.А. Политическая лингвистика в пространстве политической дискурсии // Науковi записки Луганського нацiонального педагогiчного унi-верситету. Збiрник наукових праць. Вип.5. Т.1. Серiя «Фiлологiчнi науки». Луганськ: «Альма-матер», 2004а. С. 192 – 213.
17. Романов А.А. Спин-докторинговая реализация ментальных репрезентаций в Интернет-коммуникации // Язык, коммуникация и социальная среда / Language, Communication and Social Environment. Вып. 13. Воронеж: Наука-Юнипресс, 2015. С. 87–116.
18. Романов А.А. «Окно дискурса» как регулятивный механизм распространения и внедрения «вирусной» информации: два подхода // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2016. № 4. С. 1–35. Режим доступа: http:// tverlingua.ru
19. Романов А.А. «Окно дискурса» как технология изменения представления о реальности // Языковой дискурс в социальной практике: Материалы Междунар. научно-практ. конф. Тверь: Тверск. гос. ун-т, 2017. С. 205–214.
20. Романов А.А., Малышева Е.В. Спин-докторинговая реализация «принципа каузальной последовательности» ментальных репрезентаций в структуре фреймовой конфигурации // Актуальные проблемы современной медиалингвистики и медиакритики в России и за рубежом. Международн. научн. семинар. Ч. I. Сб. науч. работ. Белгород: БелГУ, 2014. С. 158–164.
21. Романов А.А., Немец Н.Г. Дискурс утешения: Лингвопсихологический анализ. Москва-Тверь: ИЯ РАН; Тверская ГСХА, 2006. 144 с.
22. Романов А.А., Немец Н.Г., Романова Л.А. Дискурсивные практики утешения как конструкты сферы «Я» утешаемого в жизненных сценариях // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. Сер. Психологические науки «Акмеология образования». 2006. Т. 12. № 4. С. 96–99.
23. Романов А.А., Новоселова О.В. Медийный дискурс политической угрозы в свете коммуникативного конструктивизма // Кросс-культурное пространство литературной и массовой коммуникации – 2. Материалы международн. научн. конф. (Майкоп, 27-29 октября 2013 г.). Майкоп: Адыгейск. гос. ун-т, 2013. С. 267–272.
24. Романов А.А., Романова Е.Г., Воеводкин Н.Ю. Имя собственное в политике: Язык власти и власть языка. М.: Лилия ЛТД; ТГСХА, 2000. 112 с.
25. Романов А.А., Романова Л.А. Меметический механизм конструирования медиа-смыслов информационного противостояния // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2015. № 3. С. 1–16. Режим доступа: http:// tverlingua.ru
26. Романов А.А., Романова Л.А. Специфика внедрения «вирусной» информации в инфосферу // Эксплицитное и имплицитное в языке и речи. Материалы Международн. научн. конф. Минск (Беларусь) 10-11 мая 2017 г. Минск: Минский гос. лингвист. ун-т, 2017. С. 83–85.
27. Романов А.А., Романова Л.А., Морозова О.Н. Нарративный метод спин-докторинговой коммуникации со слотами фреймов // Языковой дискурс в социальной практике: сб. научн. трудов Международн. научно-практич. конф. Тверь: Тверск. гос. ун-т, 2015. С. 251–258.
28. Романов А.А., Романова Л.А., Морозова О.Н. Фреймовая матрица спин-докторингового конструирования смыслов в системе публичных коммуникаций // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2015. № 2. С. 1–31. Режим доступа: http://tverlingua.ru
29. Романов А.А., Романова Л.А., Федосеева Е.Г. Перформативные ритуальные акты сакральной коммуникации. Москва – Тверь: ИЯ РАН; ТГСХА, 2013. 241 с.
30. Романов А.А., Черепанова И.Ю. Языковая суггестия в предвыборной коммуникации. Тверь: Изд-во Герс, 1998. 205 с.
31. Романова Л.А. Принцип контрарности в когнитивных практиках структурирования мира вещей // Вестник Костромского гос. ун-та им. Н.А. Некрасова. Научно-методический журнал. Сер. «Акмеология образования». 2005. Т. 11. № 2. С. 36–43.
32. Романова Л.А. Конструктивная семантика криптокласса английских прилагательных размера в диахронии и синхронии. Москва – Тверь: ИЯ РАН; ТГСХА, 2007. 120 с.
33. Романова Л.А. Структурно-семантические аспекты композитных перформативов в функциональной парадигме языка. Москва – Тверь: ИЯ РАН; ТГСХА, 2009. 180 с.
34. Сёрл Дж. Открывая сознание заново. Пер с англ. А.Ф. Грязнова. М.: Идея-Пресс, 2002. 256 с.
35. Сол Дж.Р. Ублюдки Вольтера. Диктатура разума на Западе / Пер. с англ. М.: АСТ; Астрель, 2007. 895 с.
36. Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», 2004. 445 с.
37. Трайндл А. Нейромаркетинг: Визуализация эмоций. Пер. с нем. М.: Альпина Бизнес Букс, 2007. 114 с.
38. Romanov A.A., Romanova L.A. Communicative construct as “tunnel window” of media discursive reality // “Fundamental and Applied Studies in EU and CIS Countries”. The VII International Academic Congress (United Kingdom, Cambridge, England, 26-28 February 2017). Papers and Commentaries. Vol. VII. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. P. 512–518.
39. Romanov A.A., Romanova L.A., Novoselova O.V. Communicative Construct of the Composite Threat-performatives // XV International Conference “Linguistic and Cultural Studies: Traditions and Innovations”, LKTI 2015, 9–11 November 2015, Tomsk, Russia // Procedia: Social and behavioral Sciences. 2015, Issue 206. P.71–75.

 

References

 

1. Belyj A. O smysle poznanija. Minsk: Polifakt, 1991. 64 s.
2. Debor G. Obshhestvo spektaklja. Per. s fr. M.: «Logos», 1999. 224 s.
3. Kastels M. Vlast kommunikacii. Per. s angl. N.M. Tyshlevich; pod nauch. red. A.I. Chernyh. M.: Izd. dom Vysshej shkoly jekonomiki, 2016. 564 s.
4. Kelli Dzh. Psihologija lichnosti. Teorija lichnyh konstruktov. SPb.: Rech, 2000. 182 s.
5. Makljujen M. Sredstvo samo est soderzhanie // Informacionnoe obshhestvo. M.: OOO «Izdatelstvo AST», 2004. S. 341–349.
6. Pajk K. Amerikanskaja intonacija: paradigmatika i sintagmatika // Voprosy jazykoznanija. 1992. № 1. S. 8–24.
7. Rashkoff D. Mediavirus. Kak pop-kultura tajno vozdejstvuet na vashe soznanie. M.: Izdatelstvo: Ultra. Kultura, 2003. 392 s.
8. Romanov A.A. Frejmovaja semantika v aspekte avtomaticheskoj obrabotki tekstov // Mezhdunarodnyj seminar po mashinnomu perevodu. Tez. dokl. M.: Vsesojuznyj Centr Perevodov GKNT SSSR, 1983. S. 199–203.
9. Romanov A.A. Sistemnyj analiz reguljativnyh sredstv dialogicheskogo obshhenija. M.: IJa AN SSSR; Kalininskij SHI, 1988. 183 s.
10. Romanov A.A. Romanov A.A. Grammatika delovyh besed. Tver: Familija, 1995. 240 s.
11. Romanov A.A. Verbalnyj konflikt v dialogicheskoj «igre» // HOMO LUDENS / Chelovek igrajushhij: Jazyk, lichnost, socium / Otv. red. prof. A.A. Romanov. M. – Tver: IJa RAN, TGSHA, 1999. S. 12–25.
12. Romanov A.A. Romanov A.A. Imidzh politika v zerkale sobstven-nyh ocenochnyh rechevyh dejstvij // Problemy imidzhelogii: Materialy 1-oj mezhdunarodnoj konf. 8–9 fevralja 2000 g., g. Krivoj Rog (Ukraina). Krivoj Rog, Kiev: Evropejskij universitet finansov, informacionnyh sistem, menedzhmenta i biznesa. 2000a. S. 29–40.
13. Romanov A.A. Politicheskaja lingvistika: Funkcionalnyj podhod. Moskva – Tver: IJa RAN; TGSHA, 2002. 191 s.
14. Romanov A.A. Suggestivnaja model rechevogo obshhenija: Manipuljacija ili igra so smyslami? // Homo mendax / Chelovek lzhivyj. Mezhvuz. sb. nauchn. trudov. Otv. red. prof. A.A. Romanov. Moskva – Tver: IJa RAN; TGSHA, 2004. S. 3–26.
15. Romanov A.A. Politicheskaja lingvistika v prostranstve politicheskoj diskursii // Naukovi zapiski Luganskogo nacionalnogo pedagogichnogo uni-versitetu. Zbirnik naukovih prac. Vip.5. T.1. Serija «Filologichni nauki». Lugansk: «Alma-mater», 2004a. S. 192 – 213.
16. Romanov A.A. Spin-doktoringovaja realizacija mentalnyh reprezentacij v Internet-kommunikacii // Jazyk, kommunikacija i socialnaja sreda / Language, Communication and Social Environment. Vyp. 13. Voronezh: Nauka-Junipress, 2015. S. 87–116.
17. Romanov A.A. «Okno diskursa» kak reguljativnyj mehanizm rasprostranenija i vnedrenija «virusnoj» informacii: dva podhoda // Mir lingvistiki i kommunikacii: jelektronnyj nauchnyj zhurnal. 2016. № 4. S. 1–35. Rezhim dostupa: http:// tverlingua.ru
18. Romanov A.A. «Okno diskursa» kak tehnologija izmenenija pred-stavlenija o realnosti // Jazykovoj diskurs v socialnoj praktike: Mate-rialy Mezhdunar. nauchno-prakt. konf. Tver: Tversk. gos. un-t, 2017. S. 205–214.
19. Romanov A.A., Malysheva E.V. Spin-doktoringovaja realizacija «principa kauzalnoj posledovatelnosti» mentalnyh reprezentacij v strukture frejmovoj konfiguracii // Aktualnye problemy sovremennoj medialingvistiki i mediakritiki v Rossii i za rubezhom. Mezhdunarodn. nauchn. seminar. Ch. I. Sb. nauch. rabot. Belgorod: BelGU, 2014. S. 158–164.
20. Romanov A.A., Nemec N.G. Diskurs uteshenija: Lingvopsihologiche-skij analiz. Moskva-Tver: IJa RAN; Tverskaja GSHA, 2006. 144 s.
21. Romanov A.A., Nemec N.G., Romanova L.A. Diskursivnye praktiki uteshenija kak konstrukty sfery «Ja» uteshaemogo v zhiznennyh scenarijah // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. Ser. Psihologicheskie nauki «Akmeologija obrazovanija». 2006. T. 12. № 4. S. 96–99.
22. Romanov A.A., Novoselova O.V. Medijnyj diskurs politicheskoj ugrozy v svete kommunikativnogo konstruktivizma // Kross-kulturnoe prostranstvo literaturnoj i massovoj kommunikacii – 2. Materialy mezhdunarodn. nauchn. konf. (Majkop, 27-29 oktjabrja 2013 g.). Majkop: Adygejsk. gos. un-t, 2013. S. 267–272.
23. Romanov A.A., Romanova E.G., Voevodkin N.Ju. Imja sobstvennoe v politike: Jazyk vlasti i vlast jazyka. M.: Lilija LTD; TGSHA, 2000. 112 s.
24. Romanov A.A., Romanova L.A. Memeticheskij mehanizm konstruirovanija media-smyslov informacionnogo protivostojanija // Mir lingvistiki i kommunikacii: jelektronnyj nauchnyj zhurnal. 2015. № 3. S. 1–16. Rezhim dostupa: http:// tverlingua.ru
25. Romanov A.A., Romanova L.A. Communicative construct as “tunnel window” of media discursive reality // “Fundamental and Applied Studies in EU and CIS Countries”. The VII International Academic Congress (United Kingdom, Cambridge, England, 26-28 February 2017). Papers and Commentaries. Vol. VII. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. P. 512–518.
26. Romanov A.A., Romanova L.A. Specifika vnedrenija «virusnoj» informacii v infosferu // Jeksplicitnoe i implicitnoe v jazyke i rechi. Materialy Mezhdunarodn. nauchn. konf. Minsk (Belarus) 10-11 maja 2017 g. Minsk: Minskij gos. lingvist. un-t, 2017. S. 83–85.
27. Romanov A.A., Romanova L.A., Morozova O.N. Narrativnyj metod spin-doktoringovoj kommunikacii so slotami frejmov // Jazykovoj diskurs v socialnoj praktike: sb. nauchn. trudov Mezhdunarodn. nauchno-praktich. konf. Tver: Tversk. gos. un-t, 2015. S. 251–258.
28. Romanov A.A., Romanova L.A., Morozova O.N. Frejmovaja matrica spin-doktoringovogo konstruirovanija smyslov v sisteme publichnyh kommunikacij // Mir lingvistiki i kommunikacii: jelektronnyj nauchnyj zhurnal. 2015. № 2. S. 1–31. Rezhim dostupa: http://tverlingua.ru
29. Romanov A.A., Romanova L.A., Novoselova O.V. Communicative Construct of the Composite Threat-performatives // XV International Conference “Linguistic and Cultural Studies: Traditions and Innovations”, LKTI 2015, 9–11 November 2015, Tomsk, Russia // Procedia: Social and behavioral Sciences. 2015, Issue 206. P.71–75.
30. Romanov A.A., Romanova L.A., Fedoseeva E.G. Performativnye ritualnye akty sakralnoj kommunikacii. Moskva – Tver: IJa RAN; TGSHA, 2013. 241 s.
31. Romanov A.A., Cherepanova I.Ju. Jazykovaja suggestija v predvybornoj kommunikacii. Tver: Izd-vo Gers, 1998. 205 s.
32. Romanova L.A. Princip kontrarnosti v kognitivnyh praktikah strukturirovanija mira veshhej // Vestnik Kostromskogo gos. un-ta im. N.A. Nekrasova. Nauchno-metodicheskij zhurnal. Ser. «Akmeologija obrazovanija». 2005. T. 11. № 2. S. 36–43.
33. Romanova L.A. Konstruktivnaja semantika kriptoklassa anglijskih prilagatelnyh razmera v diahronii i sinhronii. Moskva – Tver: IJa RAN; TGSHA, 2007. 120 s.
34. Romanova L.A. Strukturno-semanticheskie aspekty kompozitnyh performativov v funkcionalnoj paradigme jazyka. Moskva – Tver: IJa RAN; TGSHA, 2009. 180 s.
35. Sjorl Dzh. Otkryvaja soznanie zanovo. Per s angl. A.F. Grjaznova. M.: Ideja-Press, 2002. 256 s.
36. Sol Dzh.R. Ubljudki Voltera. Diktatura razuma na Zapade / Per. s angl. M.: AST; Astrel, 2007. 895 s.
37. Toffler Je. Tretja volna. M.: OOO «Firma «Izdatelstvo AST», 2004. 445 s.
38. Trajndl A. Nejromarketing: Vizualizacija jemocij. Per. s nem. M.: Alpina Biznes Buks, 2007. 114 s.
39. Vygotskij L.S. Instrumentalnyj metod v psihologii // Vygotskij L.S. Sobranie sochinenij: v 6-ti tomah. T. 1. Voprosy teorii i istorii psihologii / Pod red. A.R. Lurija, M.G. Jaroshevskogo. M.: Pedagogika, 1982. S. 103–108.